Один день из жизни следственного изолятора в Одессе: маты, угрозы и издевательства

Утром раздался звонок. По донесшемуся шуму я поняла, что абонент находится в СИЗО, это кто-то держит телефон около камеры Орлова, чтобы я слышала. Но не сам Орлов, потому что его голос доносился дальше, а другие голоса были ближе.

Несколько человек орали матом, и был еще слышен женский голос тоже с матом - надзирательница.

Кричала на Орлова. Кто-то из блатных угрожал его избить. Минут пять продолжался весь этот ор, внезапно телефон выключился.

Я подумала, что сейчас его избивают заключенные по приказу СИЗОшного начальства!

Звоню обратным звонком – «поза зоною досяжности»!

Позже удалось выяснить, что произошло.

Последний раз, когда я была на процессе, суд назначил заседание на 15-ое число. По закону подсудимому дается срок на подготовку к заседанию. Однако, совершенно неожиданно, судейская тройка назначает заседание на 9-ое число. Орлов не готов. Тем не менее, процесс идет, но с одной важной изюминкой.

4 года Орлов требовал вызвать в суд быстро выскочившую повторно замуж безутешную вдову убитого инспектора Руденко. Суд сообщает, что вдова не

слушается судейских приказов. А когда она, наконец, является в заседание, именно тогда, когда для Орлова это является неожиданностью, его выставляют вниз, в подвал суда, чтобы он не мог задать ей вопросы и вообще не знал, о чем она говорит, и у нее появляется полная свобода выполнять «вказивки» заказчиков преступления в отношении Орлова.

Судейский ход конем вполне удался.

Надо добавить, что в подвале суда накапливаются с раннего утра все подсудимые, вызванные на этот день. Плюс все их конвойные. Все курят. Вытяжки нет. Привозят их одновременно и увозят одновременно, когда отсудят последнего из них. То есть до конца дня они сидят все вместе в одном подвале, где хоть топор вешай. В обед дают бутерброд без чая или чего-нибудь жидкого. Голодно. Хочется пить. Дышать нечем. Весь день на скамейке.

Поэтому каждый день нахождения в судейском подвале - пытка без оставления следов на теле.

Позже удалось выяснить, что произошло сегодня, 11 числа.

В 10 часов в камеру Орлова заглянула дежурный надзиратель – Светлана Николаевна (фамилию не удалось узнать) и велела ему срочно выходить в суд. Он плохо себя чувствовал и, заметив это, надзирательница стала нарочно громко хлопать бронированной дверью несколько раз подряд, кричать матом, поторапливая.

Вскоре в «кормушке «двери появился другой заключенный, который назначен «смотрящим» по корпусу, и который, в теории, должен был находиться в своей камере и даже в другом корпусе. То есть его специально выпустили из камеры, чтобы он выводил Орлова из себя. Кричал, что сломает Орлову руку или что-нибудь еще.

У Орлова поднялось давление, он попросил вызвать врача. Врача он увидел через два часа, зато крайне неприятное наказание за вызов врача получил через 20 минут. Это так называемый «шмон», обыск, который ему устроил дежурный по Учреждению исполнения наказаний-21(СИЗО) некто О.В. Самотеев. В камеру площадью 7,5 м.кв. ввалились 7 человек сотрудников для проведения «шмона», еще 8 человек столпились у входа в камеру, так как войти в нее было уже невозможно. Перерывали все, что можно, топтали сапогами тоже все, что можно. Разрывали упаковки продуктов, которые после того становились непригодны к еде.

Пятнадцать человек молодых и здоровых на одного 60-летнего заключенного, чья вина, несмотря на все усилия, так и не доказана!

Шмон продолжался несколько часов. Что искали? ТЕЛЕФОН!!!! Главный объект поисков. И лакомый объект торговли. Потому что телефоны, запрещенные в СИЗО, являются валютой надзирателей. У одного заключенного находят телефон. Его изымают, но, вместо внесения в документы и положения в сейф на хранение до выхода заключенного из СИЗО, этот телефон, без всякого документирования, продают другому заключенному! Потом можно будет за какую-то провинность снова найти в камере у нового владельца этот телефон и перепродать другому заключенному за те же доллары.

Вот так и ходит эта «валюта» от одного заключенного к другому, из одной камеры, из одной схованки в другую. Также валютой в местах отбытия наказаний являются для сотрудников наркотики, а затем неожиданные смерти от передоза.

К сожалению Самотеева наркотиков у журналиста не водится, а был ли телефон? Не знаю, Самотееву виднее, если и был, то сам же ему продавал, небось. Отсюда и злоба и конечно же угрозы, удары по мягким местам, без кровоподтёков, синяков и беспредел...

Вот такой шумный день в одесском СИЗО, или, как сейчас положено говорить – УВП-21.

Смотрела я как-то на одном из тренингов ролик о тюрьме в Голландии. Все присутствовавшие украинские журналисты были в шоке. Для нас, знающих, что происходит в украинских местах лишения свободы – эта голландская тюрьма казалась недостижимым раем, курортом, неземным отдыхом. Я не говорю о благоустроенных камерах на двоих, но меню! На выбор! Можно заказать назавтра любое блюдо из предложенных, а плюс к ним обязательный шоколад и фрукты. Ведь когда-нибудь человек выйдет и у него должно сохраниться здоровье для нормальной жизни.

А главное – атмосфера уважения к человеку, к его личному достоинству, ведь опять же, по мысли голландцев, тюрьма должна исправлять, а не уничтожать. И они это делают. А у нас человек, вышедший из тюрьмы, дай Бог, чтобы хоть туберкулез там не подхватил. А его достоинство… у нашего простого человека? Зачем? А не простые там не сидят.

Им там зачем сидеть? У них деньги есть. Деньги есть - тюрьмы не будет.
Виктория Колтунова,
журналист