СМИ: Приютов для бездомных женщин в Одессе нет, а они крайне нужны

Жильцы одного из корпусов дома №39 по улице Терешковой позвонили в редакцию и сообщили, что их сосед неожиданно стал бомжем: три месяца ночует на улице, после того как жена выгнала его из дома.

Взрослая дочь относится к этому равнодушно. «Помогите! Бездомную собаку, и ту жалко, а тут человек. Пропадет ведь. Нельзя же так», — сказала позвонившая женщина.

 Легко сказать — помогите, если человек, который оказался на улице, имеет прописку и приватизированную квартиру. Приюты для таких людей уж точно не придуманы, хотя и зря — могли бы пригодиться.

 Итак, телефонный звонок, как говорится, позвал «в дорогу». Звонившие в «Юг» ждали меня возле парадной.

 — Обычно Сергей бывает возле своей квартиры, — сказала Юлия Сафроновна, — но утром его кто-то прогнал. Моя сестра Рая дала ему стул, чтобы он мог посидеть. Но сегодня люди сказали, что видели этот стул разломанным возле мусорного контейнера. Что произошло, мы не видели.

 Раиса Сафроновна вышла на улицу на двух костылях, она инвалид Великой Отечественной войны. К двум сестрам преклонного возраста подошли женщины из других парадных и стали рассуждать о том, где искать несчастного человека, которому чуть больше сорока пяти лет, а выглядит он уже, как старик.

 Мне показали квартиру на первом этаже, в которой он жил с семьей, пока у них было все хорошо, а теперь там живет только жена Татьяна. Дочь проживает отдельно. Звонка на двери не было. Я постучала, но мне не ответили.

 — Она никому не открывает, — сказали соседи и посоветовали подойти со стороны лоджии.

 Они рассказали, что пару лет назад в семье Сергея и Татьяны случилось нечто непонятное. Жили супруги нормально, работали в каком-то порту, воспитывали красавицу дочь, недавно получившую высшее юридическое образование.

 Саму Татьяну люди помнят еще ребенком. Помнят, как она выходила замуж за Сергея, человека начитанного, спокойного, работящего. Он сам построил лоджию и зацементировал возле нее дорожку. Снаружи квартира выглядит современно, аккуратно. И вдруг неожиданно все у них пошло, как говорится, наперекосяк.

 Есть версия, что после смерти мамы у Татьяны помутился рассудок, а Сергей, не выдержав этого, начал пить, чего с ним раньше не случалось. Говорят, семья потеряла крупную сумму денег: то ли банк «прогорел», то ли их кто-то обманул. Точно никто не знает. Это якобы и стало причиной тихого помешательства.

 Татьяна стала сутками разговаривать сама с собой, а весной она закрылась в квартире и перестала впускать в нее Сергея. С тех пор он ходит под окнами, стучит в окна лоджии и зовет Татьяну.

 Надо сказать, далеко не все соседи сочувствуют супругам. Многие их просто ненавидят: Татьяну за беспрерывную болтовню, которую в летнее время слышно на всех этажах, Сергея — за неряшливый «бомжацкий» вид и за крики под окнами в любое время суток. Гнев на них автоматически распространяется на всех, кто им помогает. Вот почему пожилым женщинам приходится постоянно оправдываться за то, что они кормят Сергея.

 — Как быть, если даже бездомных животных жалко? — сказала Юлия Сафроновна. — В войну мы столько горя повидали, а тут в мирное время — как не помочь человеку, попавшему в беду? Не виноват же он в том, что с женой такое случилось.

 Женщины выяснили, что сломанные стул и табуретка — дело рук соседа с верхнего этажа. Это он, желая «отвадить» Сергея, избил его накануне моего визита и сломал то, что сердобольные женщины вынесли ему из сострадания.

 Несмотря на побои, Сергей снова пришел под стены своей квартиры, и мне удалось задать ему несколько вопросов.

 На его лице были видны затянувшиеся царапины и совсем свежие синяки под глазами.

 — Упал, — объяснил он.

 К моему удивлению, он вовсе не был пьян, но страшно истощен, и передвигался с трудом. Вопросы мне приходилось строить так, чтобы он мог ответить одним словом: «да» или «нет», по-другому он не может.

 Из нашего общения выяснилось следующее. Дочь его не понимает и разговаривать с ним не хочет. Жену он жалеет, подавать на нее в суд о разделе квартиры не будет. В больницу ее не отдаст.

 — Ее там заколют, — «разговорился» он. — После смерти матери у нее «крышу» снесло. Поговорите с ней, и вы поймете.

 Я подошла к приоткрытому окну лоджии, долго звала хозяйку по имени и отчеству и, наконец, увидела в окне миловидное лицо молодой еще женщины. Она улыбалась, и поначалу мне показалось, что она в полном рассудке. Например, она сказала, что в их семейные отношения не надо вмешиваться чужим людям, что они с мужем разберутся сами. Она даже подчеркнула — Сергей был всегда любящим мужем.

 — Так почему же он живет на улице, а не в своей квартире, которая, кстати, приватизирована в равных долях? — спросила я, но в ответ услышала какую-то несусветицу.

 — Я не могу впустить его в квартиру потому, что ОНИ вошли в его мозг и управляют им, как хотят, — сказала она. — ОНИ живут на втором этаже и направляют на него и на меня свою отрицательную энергию. ОНИ бросают на него грязевые пакеты, а энергетическую грязь нельзя отмыть в ванне.

 Кого Татьяна подразумевала под словом «ОНИ», я добиться не смогла.

 В своей речи она не использовала слово «экстрасенс», заменяя его каким-то другим словом, но смысл сказанного ею сводился к тому, что родилась она с некими очень редкими способностями, унаследованными от родителей. Потом она «поведала» мне, что негативные силы разрушили в нашем городе какой-то энергетический центр, от которого подпитывались все обладатели подобных сверхспособностей. Теперь им подпитываться неоткуда, и все это сложным образом связано с Сергеем, которого нельзя впустить в квартиру.

 — Они дадут ему установку меня убить, и он меня убьет, — сказала она.

 Утомившись от собственной речи, Татьяна решила прервать разговор, но тут «вспомнила», что, оказывается, она видит меня в своем доме каждый день. Это окончательно укрепило меня в мысли, что передо мной человек неадекватный.

 — Да нормальная она, только притворяется, — шепотом подсказывала мне женщина из соседней парадной, но я в притворство не поверила.

 Пока мы говорили через окно лоджии, к парадной подошла дочь супругов. Женщины окликнули ее по имени, но она с ними не поздоровалась. Я, представившись, попыталась задать ей несколько вопросов, но она категорически отказалась от общения.

 — Мне не о чем с вами разговаривать, — твердо сказала она и, открыв дверь своим ключом, вошла в квартиру. Отец остался стоять на лестничной площадке.

 — Дочь еще слишком молода, — оправдывала ее Юлия Сафроновна. — Она стесняется своих родителей и не понимает, что без посторонней помощи ей не обойтись. Ей надо не молчать, а кричать о своей беде. Сейчас еще тепло, а что же будет с началом холодов? Ее отец может погибнуть у всех на глазах. Нельзя же бросать его на улице, надо что-то делать…

 Честно говоря, я не знала и до сих пор не знаю, куда надо обращаться в такой ситуации. В милицию? В райадминистрацию? В ЖКС? Куда?

 В жилищно-эксплуатационном участке №3, который обслуживает дом, были удивлены моему звонку. Начальник, выслушав меня, сказал:

 — Это не по нашей части, пусть обращаются в суд или в милицию. Мы такими вопросами не занимаемся. По квартплате у них долг в размере тысячи двухсот гривень. Помимо этого, за вывоз мусора не платили два года.

 Мастер жилищно-эксплуатационного участка сказала, что в доме бывает часто, никакого бомжа не видела, жалобы на него не поступали.

 Интересно, какую жалобу можно написать на Сергея? Пожаловаться, что он терпеливо уговаривает жену открыть дверь их общей квартиры, и тем нарушает сон соседей? Так на него за это не жалуются, а просто бьют. Не видели бомжа? Так кто же знает о том, что хозяин квартиры оказался «за бортом»?

 Можно пожаловаться на Татьяну и «обвинить» ее в потере рассудка. Но кому направить такую жалобу? Главврачу психоневрологического диспансера? Так это могут сделать только родственники — муж или дочь. Но, во-первых, они это не делают, во-вторых, ее можно только усмирить, но не вылечить.

 В жилищно-эксплутационном участке мне назвали два номера телефона участкового милиционера, но ни один не отвечал. С Малиновской райадминистрацией тоже не повезло: целую неделю там была крупная телефонная авария. Телефон работал только в приемной, в отделах — нет. Пригласить в приемную начальника юридического отдела отказались.

 — Приходите к нему на прием, — сказала секретарь и назвала приемные дни.

 На прием надо было идти в свое время Сергею, когда он еще жил дома. Теперь же он не пройдет «фейс-контроль». В таком неряшливом виде его не пропустят ни в одно учреждение, и это тоже проблема опустившихся людей. Можно, конечно, отправить по почте письмо в конверте и ждать ответ. Но и тут проблема: нужен адрес сочувствующего человека, который бы получил ответ. Впрочем, если повезет, то есть соизволят ответить. А зная «нравы» наших чиновников, надежда на ответ призрачная.

 Помнится, в конце января 2005 года в «Юг» пришел пожилой человек, которого выселили из трехкомнатной квартиры родная дочь с зятем. В статье «Стареющие отцы и взрослые дети» рассказана история этой семейной драмы. Чем она закончилась, неизвестно. Бомжу не позвонишь и не напишешь, а сам он больше не объявился.

 В январе 2006 года, когда в Одессе стояли сильные морозы, «Юг», реагируя на письмо неравнодушного одессита, рассказал о женщине, зимовавшей в тот момент на пересечении улиц Пушкинской и Успенской, прямо на тротуаре (статья «За гранью человеческой логики»). Автор письма в редакцию хотел тогда привлечь внимание общественности к судьбам несчастной женщины, потерявшей рассудок, и ее юной дочери, которая не ходила в школу и бродяжничала вместе с мамой. Маму теперь изредка можно увидеть на проспекте Гагарина, где она просит подаяние у автомобилистов. Дочь не довелось видеть ни тогда, ни сейчас. Понятно, что обе они выживали милостью простых людей, но что случилось с дочерью в дальнейшем, тоже неизвестно…

 Приютов для бездомных женщин в городе нет, а они крайне нужны. Криком кричат об этой проблеме общественные организации, взявшиеся помогать бездомным людям, но их не слышат. Не прибыльное это дело — приюты строить.

 В статье, опубликованной в нашей газете в июне этого года, «Как жить с уведомлением о собственной смерти?» — жуткая история пожилой одесситки, которая не по своей вине оказалась бомжем, но, к счастью, не утратила рассудок. Ей помогает общественная организация «Центр профилактики бездомности и детской беспризорности Одесского благотворительного фонда «Дорога к дому», но и там у волонтеров опускаются руки, когда речь заходит о жилье. Милостью бескорыстных людей выживают те, кто потерял квадратные метры.

 Сергея, о котором речь идет в сегодняшней публикации, тоже кормят соседи, хоть он и говорит, что работает в магазинах разнорабочим. Он и его жена Татьяна не пенсионного возраста, и на что они живут, непонятно.

 Пополнит ли Сергей печальную армию бомжей или кто-нибудь поможет ему устоять на краю жизненной пропасти? Автор этих строк хотела, прежде всего, ему помочь. Возможно, найдутся люди, которые знают выход из такого семейного лабиринта, и поделятся своими знаниями в комментариях на сайте газеты или позвонят в редакцию.

 Еще это дань благодарности неравнодушным одесситам, нашедшим в себе силы думать о чужих проблемах и сообщившим о них в редакцию.

 И, наконец, публикация — это журналистский долг придавать огласке существующие проблемы. Ведь согласитесь, в мирное время в миллионном городе погибнуть на улице, имея приватизированную квартиру, это, мягко говоря, неправильно, не по-человечески. Так быть не должно. Если же это становится нормой жизни до такой степени, что не заслуживает общественного внимания, то что-то не ладно в «Датском королевстве», то есть в нашем городе…

Елена УДОВИЧЕНКО
yug.odessa.ua