Детская преступность будет постепенно нарастать и нарастать…

Смерть Оксаны Макар стала еще одним поводом задуматься над тем, что толкает украинских подростков идти на преступления. Кто виноват — генетика, родители или государство, и как уберечь ребенка

от нарушения моральных норм, с такими вопросами «Комментарии» обратились к доктору психологических наук, профессору Наталье Максимовой. Она — заведующая лабораторией психологии социально дезадаптированных несовершеннолетних Института психологии им. Г. С. Костюка НАПН Украины, автор двухсот статей и более двух десятков книг.

— В последнее время мы видим всплеск агрессии в обществе. Что нас ждет впереди?

 — Думаю, уровень агрессивности, особенно в детской среде, будет возрастать. Общество наше, учитывая смену власти и государственную политику, становится тоталитарным. А чем больше тоталитаризма, тем больше агрессии у населения и, естественно, у детей.

— Это может привести к очередному всплеску преступности?

 — Полагаю, преступность будет постепенно нарастать и нарастать… О всплеске можно говорить тогда, когда сначала были фиктивные данные, а потом вдруг вылезло, что дальше уже некуда.

— Вы можете объяснить, как еще вчера наши милые и замечательные дети сегодня становятся преступниками?

 — Понятно, что у каждого преступления свои корни и причины: генетические, физиологические или социальные. Но в любом случае к преступлению человек должен быть психологически готов. Кто-то может пойти на это в силу собственной четкой установки: «все для меня, и все, что я хочу, получаю». Это махровый эгоцентризм. Такие люди, будь то подросток или взрослый, не считают преступление аморальным поступком, не думают о том, что будет чувствовать его жертва.

 Еще вариант — это слабая функция прогноза, когда человек не думает: а что будет дальше? Хорошие родители объясняют своим детям: «Вот ты что-то сделал, кого-то толкнул, а ты подумай, как ему больно?». Если с детства так воспитывать ребенка, то он, даже если будет голодным, никогда не возьмет чужую вещь и не причинит другому боли. Зачастую эгоцентрика удерживает страх наказания, жесткие моральные нормы, но если у ребенка нет функции прогноза, он тоже пойдет на преступление.

— Какой возраст считается самым опасным, когда проще преступить черту?

 — Подростковый. Это период, когда заканчивается формирование личности, происходит столкновение между потребностью в самостоятельности и ограничениями со стороны взрослых. Не все подростки могут это благополучно пережить, и не все взрослые, родители, правильно себя ведут. Вот тут и происходят основные сбои, ситуативная дезадаптация: ребенок, например, не может придумать ничего другого, как в знак протеста взять и убежать из дома. Он вообще еще не думает в этом возрасте о последствиях: вот ему плохо, он поссорился, хлопнул дверью и ушел… Куда ушел?

 У кого-то уже сформирована функция прогноза, у кого-то — нет. Это опять-таки зависит от родителей. Одно дело просто сказать: «Уйди, не трогай». Другое — когда с трех лет ребенку объясняют: «Хорошо, ты сейчас прикоснешься к этой горячей лампе, а дальше знаешь, что будет? Дальше будет больно».

 Формирование личности ребенка — это постоянная кропотливая работа. Если ребенок не усвоил причинно-следственные связи, то функция прогноза не развивается, отсюда не развиваются основы поведения и ответственность. Вот тогда подросток хлопает дверью и уходит расстроенный, а навстречу — компания, асоциальные друзья: «Пошли с нами?». — «Пошли». И все. Начинает с ними дружить, убегает к ним, когда ссорится с родителями, и входит в эту асоциальную группу.

— Многие заключенные объясняют свои преступления безденежьем: заработанных денег не хватает, чтобы девушку в кафе сводить, на цветы…

 — Когда семья не очень обеспеченная, но родители имеют нормальные моральные установки, то они и у ребенка их формируют. Тогда подросток понимает, что если девушке нужны только какие-то изыски и на нее надо тратить деньги, чтобы она была благосклонна, он просто не захочет с такой девушкой встречаться, а найдет ту, для которой ценны поэзия, искусство, природа.

— Но иногда вроде бы все было нормально, благополучный был ребенок, и вот ни с того ни с сего взял и совершил нечто ужасное…

 — Тогда мы говорим об эпилептоидной акцентуации или психопатии. Но если психопаты как-то еще проявляют себя, то акцентуанты обычно незаметны, на них могут не обращать внимания: нормальный вроде ребенок, тихий, и вот кого-то убил. Особенность в том, что у него постепенно накапливается злобно-тоскливое настроение. Вот он сидит такой тихий, ну, мрачный немножко, ничего… А потом какой-нибудь случайный эпизод, например, первоклассник его толкнул, становится последней каплей перед взрывом, причем неконтролируемым. Ребенок не понимает в этот момент, что происходит. Убил первоклассника десятиклассник, за что — непонятно, вот вам и криминал сразу.

— Что происходит в голове убийцы в этот момент, если вы говорите, что он ничего не понимает?

 — Его ощущение — это красная пелена перед глазами. Но: «Вот он меня оскорбил и все, он это заслужил». Ему потом говоришь: «Ты виноват!». «Нет, я не виноват». — «Но ты же убил!». — «Нет, он сам виноват, не надо было лезть!». И ребенок искренне уверен, что виноват в этом преступлении не он, а жертва.

 Но чаще, конечно, преступлению предшествует период дезадаптации, нарушения моральных норм. Он может длиться год—пять, как карта ляжет. Естественно, чем раньше ребенок попадает в дезадаптанты, тем больше вероятность, что он пойдет в криминал.

— Сюда можно отнести воровство, которое часто встречается среди малышей?

 — Это импульсивное поведение. До шести лет еще не созрели миелиновые оболочки, и ребенок фактически не способен к саморегуляции, он регулируется только указаниями взрослых. Но даже если родители и объяснили, что это плохо, а ему сейчас очень хочется, у него настолько силен порыв, что о том, что это плохо и он об этом знает, ребенок не вспоминает. Тут главное — последующая реакция со стороны взрослых. Если ребенка выпороли, и он обижен и рассержен, то на фоне этой агрессии он эту норму не усвоит. Он помнит, что его побили, но забывает, за что именно. Поэтому реакция должна быть очень мягкой. Нужно спокойно, но все же очень твердо сказать: «Вот подумай, а как бы тебе было, если бы у тебя забрали эту вещь?». Обязательно нужно с ребенком пойти к тому, у кого он ее взял, чтобы извиниться, мол, забыл спросить. Ни в коем случае нельзя ребенка называть вором, нельзя приклеивать ярлык, тогда идет идентификация.

 Сложнее со старшими детьми, которые уже приняли и усвоили аморальные нормы. Тогда это тот же эгоцентризм, когда подросток считает, что моральные нормы — это ерунда, лишь бы ему было хорошо. Это самый опасный тип. Он считает, что моральные нормы должны соблюдаться только по отношению к нему: чтобы его не обижали, чтобы его уважали… Понимаете, если его семья живет так, и дома разговоры «как я того облапошил» и «как я того кинул», привить ребенку моральные нормы просто невозможно.

Наталья ПАНЧЕНКО
yug.odessa.ua