Хобарт Эрл: «Каждый оркестр – зеркало своего главного дирижёра»

Концерт для школьников Национального одесского филармонического оркестра, состоявшийся 19 апреля в Одесской филармонии, стал настоящим праздником Музыки. Художественный руководитель и главный дирижёр оркестра заслуженный артист Украины Хобарт Эрл и его коллеги провели не просто концерт, а своеобразный урок. При этом Хобарт успевал не только дирижировать, но и знакомить ребят с различными группами инструментов, их звучанием и тем, как добиться слаженности в исполнении. Было очень интересно - и школьникам, и самим музыкантам. Одному мальчику даже повезло занять место дирижёра и исполнить вместе с оркестром целое музыкальное произведение.

Сразу после этого концерта естественен был и вопрос Хобарту Эрлу, который двадцать лет назад связал свою судьбу с Одессой:

- Ваши впечатления от сегодняшней встречи со школьниками?

- Самые хорошие. Это третий наш концерт для школьников. Каждый концерт другой, они все неповторимы. Очень интересная публика. Мы, к сожалению, только начинаем это делать. Нам это надо делать чаще.

- Будете ли вы активней сотрудничать с публикой во время обычных концертов?

- Не думаю. Я человек общительный, но общаюсь с публикой, только когда считаю нужным. Первые годы я особенно чувствовал, что это очень нужно. А сейчас мы печатаем очень красивые интересные буклеты, поэтому я выступаю перед зрителями лишь иногда.

Общение с публикой имеет очень много разных форматов. В мире практикуются встречи до концерта, но очень редко - с дирижёрами. Чаще всего - с музыковедами, которые проводят большие лекции.

Я давно говорил, что нам нужно привлекать зрителей буквально с улицы, нам нужны люди без подготовки. Их надо привлечь. Кстати, никогда не знаешь, кто там сидит. Есть немало исторических фактов, когда для великих исполнителей или дирижёров такие встречи с музыкой становились решающими. Без таких детских концертов жизнь неполноценна. Одно дело, когда дети заходят в зал, и для них одна певица исполняет арии 19-го или 18-го века. И другое дело, когда дети слышат живьём колорит целого оркестра. Это наша публика, мы не должны её терять! Кроме марша Штрауса, вся музыка сегодня была 20-го века. Дети реагируют на современную музыку гораздо более открыто, чем взрослые. Для них эти звуки более естественны.

- Ваши самые сильные впечатления от музыки в детстве? И когда вы решили стать дирижёром?

- Я вырос среди музыки. Моя мама была хормейстером, она дирижировала церковным хором. Поэтому я с трёхлетнего возраста каждое воскресенье смотрел за дирижированием. Очень много детских впечатлений. Ребёнком я много пел, до того как голос сел. И в церкви пел, и в школе, и даже в оперном спектакле. Конечно были и уроки на фортепиано. До десятилетнего возраста я очень много выступал как солист, и в драматических спектаклях.

Один раз я страшно волновался, когда должен был открывать спектакль у нас в Каракасе, в Венесуэле. Театр на открытом воздухе, очень красиво построенный, на 700-800 человек. Сцена под крышей. Я должен был идти с колоколом с самого верха до низа. А потом должен был промаршировать по сцене и толкнуть речь как городской объявитель. Но речь для меня была уже чепуха. А вот то, что я должен идти со звучащим колоколом, меня очень волновало, может быть потому, что идти приходилось через публику. И всё-таки получилось.

- А сейчас волнуетесь?

- В плохом смысле - нет. Я всегда, почти всегда, выхожу к публике с приподнятым настроением. Очень важен настрой исполнителя перед тем, как он выходит на сцену, его углублённость в то, что ему сейчас предстоит.

- Для вас как руководителя есть разница между музыкантом-женщиной и музыкантом-мужчиной?

- Никакой. Это очень интересная тема... Есть много оркестров, в которых нет много женщин. Самый известный пример - Венский филармонический оркестр, в котором только два года назад стали официально пускать женщин. Они имели один очень правильный аргумент, скорее всего, не касающийся тех женщин, которые к ним сейчас попали, но в общем-то касающийся женщин. Как ты можешь выстроить оркестр, если женщина сразу пойдёт в декретный отпуск?! У нас за эти годы было очень много таких отпусков. Это отрывает конечно от работы, но это жизнь.

- На каком языке вы думаете?

- Когда дирижирую русской музыкой, ловлю себя на мысли, что думаю по-русски. Когда немецкой музыкой - думаю по-немецки.
У меня редко бывают ситуации, когда я не могу репетировать с оркестром на его родном языке. В Греции я репетировал большое произведение Глазунова. Греческим я не владею, хотя и начал его учить, могу читать по-гречески. Я подумал: зачем мне говорить по-английски, если двадцать процентов духовиков не говорят по-английски? Помогла выпускница Московской консерватории, она из советских греков. Переводила она блестяще на очень колоритный греческий. И при этом она играла очень хорошо.

- Ваш характер сказывается на оркестре?

- Каждый оркестр есть зеркало своего главного дирижёра. Во всех смыслах. Я могу быть жёстким. Но всё-таки являюсь более демократичным вариантом руководителя. Поэтому у нас атмосфера наверное более доброжелательная, чем бывает во многих оркестрах. Какое-то позитивное настроение.Я всегда, даже если злюсь,- это бывает - стараюсь быть позитивным.

Авторитетный руководитель должен быть. И если его нет, то возникают проблемы.

Вот великий Филадельфийский оркестр объявил - не о банкротстве, а о государственной защите. Это предупреждение о банкротстве. У них слишком большой дефицит, несмотря на их огромные фонды. Это очень обидно. Они уже пять лет без главного дирижёра. Это сказалось. Спад публики. У них как будто есть один дирижёр, но он не худрук. Там работает большая административная команда, совет директоров. Дирижёр в эти дела не вмешивается. Но он должен пожимать руки богатым бабушкам. И вот этот совет директоров объявил предупреждение о банкротстве.

Очень хорошо помню наши первые гастроли в Америке в 93-м году. Мне тогда сказали: что по звучанию в нашем оркестре, половина струнных - это Филадельфийский оркестр 50-х годов.

- Это эталон?

- Просто оркестры сегодня так не звучат. Но по струновому звучанию можно сказать, что это эталон. Во всяком случае, для американского струнового звучания. Этот оркестр очень любил Сергей Васильевич Рахманинов. Он считал, что тогда это был лучший оркестр в мире. В 30-е годы это действительно был великий оркестр.
Их очень известный струновой звук был связан с залом. У них сейчас новый зал, который немножко неудачный. Это тоже влияет на всё. Зал слишком большой. И всё из-за того, что заказчики настаивали на том, что им нужно 2800 мест. А акустика сегодня - это уже наука. И акустики знают, что в зале более чем на 2200 - 2300 зрителей, хорошую акустику не сделаешь. Идеально где-то 1600 мест.

- А у нас сколько в филармонии?

- У нас одна тысяча мест. У нас хороший размер, всё нормально.
К сожалению, одесситы не знают свой оркестр с хорошей акустикой. Конечно, акустика в нашей филармонии сегодня гораздо лучше, чем была двадцать лет назад. Гораздо лучше - небо и земля! Это большое достижение, может быть ещё большее, чем статус. Начинает уже забываться неудачная шутка Утёсова, сказавшего, что здесь нет акустики из-за того, что это было здание биржи. Нет антиакустических факторов. Убраны занавесы. Но, к сожалению, акустика не доделана до конца. Поэтому звучание нашего оркестра в этом зале несовершенно. В этом смысле немножко обидно.

- Когда вы начинали в Одессе, могли ли представить, что такой длинный путь предстоит?

- Нет, абсолютно нет. Не было даже малейшего представления об этом, ни малейшего представления о том, что будет через год.

- Стечение обстоятельств? Судьба?

- Так получилось. В сентябре 90-го мы приехали в Советский Союз с камерным оркестром. И ровно двадцать лет прошло с того момента, когда 23 апреля 91-го была моя первая репетиция с оркестром. Концерт был 26-го.
Двадцать лет - это действительно целая жизнь. Хотя впечатление такое, что это было только вчера. Как ни странно, чем ты взрослеешь, вроде бы быстрее часы бегут.
Самое главное, что оркестр рос за это время. Он рос по статусу - дважды - и рос во всех смыслах. Он рос по траектории, он видел много разных стран, океан несколько раз пересекал, экватор, к сожалению, пока только один раз пересекал, но это всё ещё впереди.
Я очень рад, что сегодня оркестр есть в городе. Хочется пожелать, чтобы он дальше рос. Это зависит от общества. Главное, чтобы созданная структура работала, чтобы общество активнее участвовало в деятельности оркестра; многое зависит от государственных и негосударственных структур.

- Что услышит зритель в Большом зале Одесской филармонии 21 и 22 апреля?

- В концерте прозвучит Четвёртая симфония Брамса, которая здесь давно не звучала. И одно произведение Александра Константиновича Глазунова - "Море", которое может быть вообще никогда не звучало в Одессе. Оно вообще исполняется очень редко. А с ним - другая морская тематика - увертюра из оперы "Летучий голландец" Вагнера. Первое отделение - морская тематика, второе - симфония Брамса.

Борис Штейнберг, журналист.
Для Интернет-газеты "Взгляд из Одессы".