Одесские СМИ: Как родная мать выселила сына из квартиры

Защитой жилищных прав четырнадцатилетнего Василия Сулимы занимается его отец Валерий Иванович Сулима. Третий год их фамилия «на слуху» у работников прокуратуры, службы по делам детей, милиции, райадминистрации,

 ЖКС «Фонтанский», школы и даже районной поликлиники.
Причина такой известности весьма печальна. Два с половиной года назад из квартиры (Пантелеймоновская, 32) сына вместе с его папой выселила Васина мама. По ее заявлению, Вася снят с регистрации и до сегодняшнего дня нигде не прописан, то есть не зарегистрирован. Третий год отец безуспешно обивает пороги всех инстанций, пытаясь восстановить права сына на жилье и регистрацию в родном городе, но все, что сделано за это время,
— арестована спорная квартира, которую мама намеревалась продать. Все остальные вопросы «буксуют». И это еще не все. Требуя прекратить борьбу за квартиру, неизвестные люди покалечили отца, и обоим угрожают физической расправой. Отец ребенка обратился за моральной поддержкой к многодетным родителям, а те подсказали ему обратиться в «Юг». Теперь судите сами.
В статье «Место встречи — Приморский суд» («Юг» за 4 декабря) речь шла о митинге-пикете в поддержку многодетной матери Елены Николаенко, организованном городским советом многодетных семей. Напомню, информация о его проведении была размещена в Интернете. Среди участников этой акции был и Валерий Иванович.
После нашей публикации председатель городского совета многодетных семей Алла Артеменко сказала мне:
— К нам на митинг-пикет приходил один человек, он не многодетный, но воспитывает сына один. Ему некуда больше обратиться. На мой взгляд, его проблемы не терпят отлагательства. Мы хотим ему помочь — пишем ходатайства в разные инстанции в надежде на то, что нас услышат быстрее, чем голос одного человека. Поговорите с ним…
Так я узнала телефон Валерия Сулимы. Мы встретились в маленьком кафе рядом с его местом работы — ателье по пошиву женской и мужской одежды. Валерий — закройщик. Он пришел на встречу с объемной папкой документов. Среди них страничка из одесской газеты многолетней давности со статьей о том, как живут папа с сыном после ухода мамы из семьи. Статья большая и душевная, но общественного резонанса не получила.
И не удивительно. Кто поверит тому, что мама без ребенка ушла из семьи навсегда? Подумали, возможно, что это «воспитательная» мера, женский каприз или нервный срыв, который скоро пройдет. Ну не уходят наши мамы из семьи без детей. И любой суд по закону всегда оставит ребенка маме. Но кто мог подумать, что ситуация в этой семье будет резко противоположной и дело примет такой непредсказуемый оборот.
— В той газетной статье вам и сыну присвоены вымышленные имена и не указана фамилия, — начала я разговор с Валерием Сулимой, — а как сейчас поступим?
— Пишите, как есть, — твердо сказал Валерий. — Теперь нечего скрывать, кричать надо.
По его словам, на митинг-пикет многодетных семей он пришел для того, чтобы послушать, как другие родители решают аналогичную жилищную проблему своих детей. Напомню, квартиру Елены Николаенко продали с торгов, несмотря на то, что в ней прописаны шесть несовершеннолетних детей. Теперь многодетная мать судится за признание торгов недействительными.
— Понравились мне эти женщины, — продолжил Валерий. — Молодцы, боевые такие. Помните, как одна из них сказала так называемому покупателю квартиры? Ну, тому, который был на костылях? «Будете обижать наших детей, мы вас здесь вообще разорвем». Круто. Женщинам в этом отношении легче. Даже если бы в драку ввязалась, ей бы ничего за это не было, а меня ведь задерживали, когда я защищал своего сына. Я в «обезьяннике» сидел. Потом, конечно, выпустили. Начальник отделения нормальный мужик попался. Спросил своего подчиненного: «Этот за что сидит?». И услышав ответ, сказал: «Выпускай, окажись я на его месте, я бы тебя вообще убил». Да что говорить — вам, женщинам, больше прав дано...
Валерий и Марина брак не регистрировали, а потому и разводиться им не понадобилось.
— Мы жили как муж и жена, но о регистрации не думали. Я был на тот момент женатый, она — замужем, — рассказывает Валерий. — До рождения Васи мы прожили вместе два года, а всего десять. Ее первый муж уехал в Эстонию еще в начале девяностых годов и больше не появлялся. Не знаю, разводилась она с ним или нет. Правда, не знаю, не интересовался. Их сын Томас был инвалидом, у него немного была нарушена координация движений. В десятилетнем возрасте он умер от рака мозга. В день его похорон отец Марины, не перенеся смерть внука, покончил жизнь самоубийством — выбросился из окна. Промучился несколько дней в реанимации и умер. Похороны, и первые и вторые, были на мне, можете представить, что я пережил. Томас был хорошим ребенком, ему нравилось общаться со мной. Я говорил с ним, как с равным. Тесть тоже был хорошим человеком. Нормальный мужик. Васе было тогда полгода, а деду — около шестидесяти. Всю жизнь он плавал старшим помощником, но в их квартире не было ничего, что свидетельствовало бы о том, что ее хозяин — моряк. Я спрашивал его: «Почему у тебя нет морских сувениров, даже этой привычной для нас гондолы?». Он отвечал: «Все было, но они пропили». Я думал, что он шутит.
— У Томаса была родовая травма?
— Нет. Марина рассказывала, что Томаса в детстве сильно ударили по голове, но кто ударил, она не сказала.
— Вы с Васей на одной фамилии. Это вы так захотели?
— А вы как думаете? Это же мой ребенок, я его родил, как могло быть иначе? Я пошел в загс и зарегистрировал его на свою фамилию.
— Чем занималась ваша жена?
— Она закончила университет имени Мечникова, биологический факультет. Почти кандидат наук, но в трудные девяностые годы ушла работать продавцом в магазин. Там и познакомились. Она умела все: и шить, и вязать.
— Вы сказали мне по телефону, что ребенок восемь лет без мамы и два с половиной года без квартиры и регистрации. Как и когда возникли эти проблемы?
— Проблемы с квартирой возникли десятого октября 2008 года. Я портной и шью дома. Утром я отправил ребенка в школу и лег спать. В квартиру вошли пять человек: Васина мама, Васина бабушка (моя теща) и трое неизвестных мужчин. Избили меня…
— Как, вот так сразу вошли и начали бить?
— Да. Сказали: «Вон из квартиры». На тот момент жена не проживала дома два с половиной года, где-то гуляла. Она не звонила и не интересовалась сыном. Теща не жила с нами, поскольку я, продав свою однокомнатную квартиру на Черемушках, дал ей денег, и она оставила нам эту трехкомнатную квартиру (ул. Пантелеймоновская, 32. — Авт.). Сделали такой внутрисемейный обмен.
— Я вас правильно поняла, что два с половиной года вы с сыном жили в квартире тещи и жены?
— Да, правильно.
— Вы сказали, что жена ушла. А вы ее не искали?
— Искали. Обращались во все инстанции, в которые нужно по этому поводу обращаться. Но я знал, что она не пропала, а просто ушла и пила с посторонними мужчинами. До ее ухода бывало даже так, что она приводила их домой. Когда ребенку было шесть лет, она пришла домой в полночь с мужчиной и сказала: «Мама, знакомься, это мой новый муж». Все трое пили коньяк, пока не опьянели, а мы с Васей были в другой комнате. Сын очень испугался. Той ночью спать мы уже не могли. Я одел Васю, и мы пошли в милицию. Там я написал заявление. Пока нашли бензин для машины, было около трех ночи. Вместе с милиционером мы вошли в квартиру. К этому времени там, кроме тещи, уже никого не было. Милиционер «встряхнул» ее и пригрозил: если ребенок еще раз окажется в милиции, разговор будет другой.
— Теща тоже злоупотребляет?
— Коньячок она пьет регулярно, типа культурно, но адекватности в поведении нет. Я писал в органы милиции, опеки, в школу. Это продолжалось около четырех лет. Я приводил домой школьного психолога, учительницу, завуча, работников опеки для того, чтобы они увидели, в каких условиях живет ребенок. Они же мне не верили и не хотели помогать. Если отец пишет жалобу, думают, что он идиот или какой-то ненормальный.
— Вы хотите сказать, что матери в таких случаях доверяют больше?
— Безусловно. Так вот, однажды я пригласил классную руководительницу, школьного психолога, завуча. Они пришли, посмотрели на Васину маму и спросили у меня: «Может, она устала?». Я им ответил: «Она пьяная. Посмотрите — семечки везде наплеваны, стаканы стоят, бутылки из-под коньяка валяются. Вот так Вася живет. Вас не волнует, каким он вырастет, глядя на нее?». Было составлено множество актов обследования, но результата никакого.
— Все это было до ухода Марины из семьи. А что было потом?
— Да, это длилось около четырех лет до ее ухода. Потом теща и жена исчезли на два с половиной года и появились, как я сказал, десятого октября 2008 года с неизвестными мужчинами. Меня избили, переломали руки-ноги, я год ходил на костылях. В возбуждении уголовного дела милиция мне до сих пор отказывает.
Ребенка я перевел в другую школу, потому что его мама с неизвестными мужчинами грозились его выкрасть. Мне угрожали по телефону и прямо говорили: «Мы его убьем».
— За что?!
— Он единственный наследник квартиры. Решением суда, по моему исковому заявления, квартира арестована. Я писал заявление в милицию об угрозах, которые поступают в мой адрес, но там на них не реагируют. Смотрят как на ненормального. Вот пример. Вася учился в третьем классе, когда Марина пришла к нему в школу с посторонним мужчиной и сказала: «Твоего папу убили, это твой новый папа». Ребенок испугался, убежал и спрятался на третьем этаже. Его нашли только тогда, когда я пришел. Я попросил директора школы подтвердить этот факт письменно, чтобы я смог предоставить в милицию, но он отказался, дескать, не хочу вмешиваться в семейные дела. Какие же это семейные дела, если в школу пришли посторонние люди? После этого случая пришлось перевести Васю в другую школу. Для перевода нужна была справка из поликлиники, но Васина мама попросила главврача поликлиники не выдавать мне справки, дескать, папа неадекватный. Я дошел до горздравотдела, но справку получил.
— Почему, на ваш взгляд, мама выписала из квартиры несовершеннолетнего сына? Как ей это удалось и почему он нигде не прописан?
— Выписала потому, что готовила квартиру к продаже. Написала заявление, что просит снять с регистрации ее и сына. Указала адрес, по которому они, дескать, впредь будут зарегистрированы. Их сняли с регистрации, и все. Кто же Васю зарегистрирует в чужой квартире? Она сделала его бомжем и лишила права на жилье. У ребенка нет детских фотографий, это нормально? Все они остались в той квартире. Там же и компьютер. Он просил ее: «Отдай кошку». Так не отдала. Как нам помогали эту кошку забрать — отдельная история…
— Как у Васи дела в школе?
— Вася более взрослый и более жесткий, чем его сверстники. Таким он у меня вырос. Сейчас учителя предъявляют к нему претензии и жалуются мне, мол, отвечает он очень зло. А я их спрашиваю: «Может, вы заслужили? Вы же никогда не интересовались, что он ест, где спит, вы не знаете даже его жизни». Двойки по предметам ему ставят за плохое поведение. Сорвал, к примеру, урок по физике, в журнал ставится двойка по физике. Плохо вел себя на каком-то другом уроке — в журнале двойка по этому предмету…
Живем на съемной квартире, но не свободной, а с хозяйкой. Платим дорого, уроки учит на кухне. Меня упрекают, что редко хожу на родительские собрания. А зачем туда ходить? Решать, по скольку сбрасываться? Это не частная школа, а простая государственная, финансируется из бюджета. Вначале ходил на все собрания, когда понял их суть — перестал. Ребенок — сирота, откуда деньги?
— Как вы считаете, почему ваша жена начала злоупотреблять спиртным? Как она сама это объясняет?
— Причины мне неизвестны, а сама она никак не объясняет. Она считает, что не пьет. Я лечил ее принудительно в частной клинике, пригрозил, что сдам в дурдом. В частной клинике она позволила поставить капельницы четыре раза и прекратила лечение. Если раньше закон позволял родственникам сдать человека на лечение от алкоголизма, то теперь на это требуется заявление самого пьющего. Кто же его напишет? Смешно, но это факт. В моменты ее сильного опьянения я вызывал «скорую помощь», просил отвезти ее в лечебницу, предлагал деньги, но мне отказывали. Врач «скорой помощи» прямо сказал: «Пойми, у меня ее не примут в лечебницу даже за деньги. Так что не трать их». Я спрашивал: «Что мне делать?». Мне отвечали: «Ничего».
По словам моего собеседника, он подал иск о принудительном вселении в спорную квартиру его и сына, а также об определении порядка пользования квартирой, о восстановлении регистрации и о лишении родительских прав своей бывшей жены. Кроме того, он узнал, что в связи со сложившейся ситуацией ему положены алименты от жены, поскольку ребенок находится на его содержании, а он из-за нанесенных ему телесных повреждений был еще и нетрудоспособным.
— Меня пытались пугать, мол, не лишай ее родительских прав, а то она лишит ребенка квартиры. Юрист, проработавший в юриспруденции не один десяток лет, сказал мне, что я делаю правильно. Закрепить жилье за ребенком — ее родительская обязанность, а обязанности остаются даже при лишении родительских прав. Зато когда он станет взрослым, она не сможет потребовать от него алименты на свое содержание, — рассказывает Валерий. — К сожалению, юридическая безграмотность населения позволяет манипулировать теми, у кого возникают проблемы.
Итак, подведем итог: кроме ареста квартиры, ни одна проблема одинокого отца не решена.
Теперь обратимся к документам. Как вы помните, выселение произошло десятого октября 2008 года. Уже через месяц Валерию пришло письмо из Приморской районной администрации (№С-3598/1,2 от 11.11.08): «С целью защиты жилищных прав несовершеннолетнего Василия Валерьевича Сулимы 1996 г.р. отделом по делам детей направлено письмо в КП ЖКС «Фонтанский». Для решения данного вопроса рекомендуем вам обратиться в судебные органы. Отдел по делам детей Приморской райадминистрации будет принимать участие в судебных заседаниях в отношении защиты жилищных прав вашего ребенка».
Казалось бы, все предельно ясно. Письмо в ЖКС направлено потому, что паспортистка ЖКС «Фонтанский» не имела права выписывать ребенка без согласования со службой по делам детей. Участвовать в судебных заседаниях служба должна в силу своих должностных обязанностей, но увы, не все так просто. Из-за отсутствия представителя службы по делам детей судебные заседания за два года откладывались много раз.
При подготовке материала я позвонила по телефонам исполнителей письма и узнала, что сама служба за это время претерпела реорганизацию. Изменилось даже название. На сегодняшний день вопрос Василия Сулимы находится на контроле у начальника отдела по обеспечению работы органов опеки и попечительства Вероники Владимировны Рачук.
— Наш представитель всегда ходит на судебные заседания, — оправдывалась она по телефону. — Если он когда-то не успел на заседание, то не по своей вине. У нас три представителя, а заседаний в день бывает до девяти. На каждого представителя — по три заседания. Представитель ждет начала первого, а оно не начинается. Подходит время другого заседания у другого судьи, и представитель должен решить, либо он остается ждать начала первого заседания, либо уходит на второе. В любом случае на одном из них он не присутствует. Если второе заседание затянется, то он не будет присутствовать и на третьем.
В случае с Василием Сулимой виновата, конечно, паспортистка. Она не должна была снимать его с регистрации без согласования с нашей службой. До 2006 года согласование не требовалось, но ребенка сняли с регистрации в 2008 году без сведений о том, где он будет зарегистрирован.
Что касается требования отца о лишении родительских прав его бывшей жены, то мы вызвали ее повесткой. Я хочу посмотреть на эту маму. В повестке мы указали приемные дни и часы, а также просили явиться срочно. В случае ее неявки вопрос лишения ее родительских прав может быть рассмотрен без нее.
Вероника Рачук не упустила возможности пожаловаться на отца ребенка Валерия Сулиму. Дескать, шумный он очень. Кричал на ее сотрудницу, хотя та ни в чем не провинилась, а просто назвала документы, которые он должен собрать для возбуждения дела по лишению родительских прав его бывшей жены. Это справка-характеристика из школы с указанием, кто ходит в школу и занимается ребенком. Справка-характеристика из поликлиники с указанием, кто вызывает врача, кто бывает дома, когда ребенок болеет. Справка от соседей, которые могут подтвердить, с кем живет ребенок. Ну и копии паспорта, кода.
Боюсь показаться необъективной, но чувства Валерия мне понятны.
— Два с половиной года у них лежит мое заявление, — сказал он. — Мною никто не занимался, никто не приходил посмотреть, как я живу. Кто говорил мне, что нужны эти документы? Из нас сделали бомжей, а теперь утверждают, что мне направлялись письма. Я их спрашиваю: «Куда направлялись письма? Туда, откуда нас выселили и где мы не проживаем?». Меня упрекают, что я кричу, а как не кричать, если меня «не слышат»?
Но возвращаюсь к документам. Через месяц после случившегося пришло письмо из районного отделения милиции. В нем сообщалось, что заявление мамы о снятии с регистрационного учета ее и несовершеннолетнего сына было рассмотрено первого августа 2008 года. Она с сыном снята с учета в соответствии с Законом Украины «О свободе перемещения и свободе выбора места проживания в Украине». Упоминалось, что согласование с органами опеки и попечительства необходимо только при снятии с регистрации детей-сирот или
лиц, в отношении которых установлена опека.
В письме «забыли» указать, что с 2006 года согласование с органами опеки необходимо. В остальном все правильно, только вот беда, ребенок, имея двух родителей, строго по закону… оказался на улице, и если бы отец не бил во все колокола, этого никто бы не заметил. Имеется другое письмо, в котором милиция упрекает отца в том, что в августе 2008 года он не подал жалобу в те семь дней, что даются законом на снятие с регистрации. Отец устал объяснять: он не ведал о намерениях жены, которая не проживала с ним более двух лет. Не случись в октябре выселения из квартиры, он так и не узнал бы, что с августа сын его — бомж. Вместе с тем прокуратура, информируя отца, сообщает, что, если родители живут отдельно, согласие второго родителя при снятии с реги-страции несовершеннолетнего ребенка не требуется. Вот и получилось: ребенок на улице, а виноватых нет. Чуть-чуть «не до-смотрели» — живет мальчик с папой, а снимает его с регистрации… мама.
В письме из прокуратуры Одесской области, датированном 22 октября 2009 года, в частности, сообщается, что милиция отказала заявителю в возбуждении уголовного дела по факту нанесения ему телесных повреждений из-за отсутствия состава преступления со стороны лиц, указанных в заявлении: «Проверить законность такого решения не представляется возможным, поскольку указанные материалы 16.02.09 г. запрошены Приморским судом и в райотдел милиции не возвращались».
— По словам судьи Ярош, документы ей больше не нужны, но за ними не приезжают, — говорит Валерий Сулима.
Имеется письмо, в котором сообщается, что городская прокуратура будет разбираться в том, почему так долго материалы находятся в суде.
В январе 2009 года заместитель прокурора Приморского района Одессы А.Луняченко извещает заявителя: «В связи с неполнотой проведения проверки постановление об отказе в возбуждении уголовного дела отменено. Материалы с указаниями направлены для проведения дополнительной проверки в Приморский РО ОГУ ГУ МВД Украины в Одесской области». Речь идет о проверке по факту нанесения телесных повреждений заявителю.
В марте 2009 года прокуратура Одесской области информирует В.Сулиму о том, что «прокуратура Приморского района направила в Приморский суд ходатайство о вступлении в судебный процесс по гражданскому делу в интересах его сына». В свою очередь прокуратура Приморского района подтверждает это копией письма
к судье С.Ярош. В письме просьба допустить к участию в деле по иску Валерия Сулимы.
Объемная переписка, представленная моим собеседником, создает впечатление, что на защиту прав несовершеннолетнего подростка и его одинокого отца брошена, что называется, вся «тяжелая артиллерия». Так почему же за два с половиной года нет результата? Почему на судебные заседания не являются сотрудники прокуратуры и службы по делам детей?
Вот такая печальная история. До Нового года остались считанные дни, чего греха таить — люди, от которых зависит судьба Васи Сулимы и его отца, скорее всего, надолго забудут о них в предпраздничной суете. Но не забудут в своих итоговых годовых отчетах написать приблизительно следующее: «Своим упорным трудом мы достигли того, что ни один ребенок или подросток, попавший в трудную жизненную ситуацию, не остался без нашего пристального внимания, участия в его судьбе…».
На самом же деле, ситуация, в которой оказались отец и сын, не «эксклюзивная», таких (или им подобных) случаев много. Копни — не разгребешь, знаем об этом по собственному журналистскому опыту. Печально, нет — возмутительно, господа государственные чиновники, господа правоохранители! Заранее зная ответ, хочу все же поинтересоваться: хоть кто-нибудь спросил, где и как подросток встречает праздники, к примеру, Новый год? Впрочем, это лишнее: зачем спрашивать, если учительница в школе, по рассказам отца Васи, называет мальчика бомжем — у него нет регистрации, мается по съемным квартирам. А главное — деньги на школу не сдает… Все лучшее — детям? Противно!
Но в преддверии Нового года хочется верить в лучшее: когда закончатся праздники и наступят серые будни, проблемы отца и сына все же разрешатся положительно. Но это будет уже совсем другая история…

Елена УДОВИЧЕНКО
yug.odessa.ua