Одесский журналист Аркадий Ромм: «О человеке можно судить по тому, как он любит»

Известный одесский журналист Аркадий Ромм знаком читателям по публикациям в «Вечерней Одессе», «Аргументах и фактах», «Киевских ведомостях» и других популярных изданиях. Он лауреат Всесоюзного и республиканского журналистских конкурсов. 

Отмечен за плодотворную профессиональную деятельность знаком отличия городского головы Одессы Эдуарда Гурвица.

Самым важным своим достижением Аркадий Данилович Ромм считает недавно законченный роман «Честный журналист продается один раз». Об этом произведении мы и беседуем с автором.

- Что стало толчком к написанию? Вы хотели осмыслить свою жизнь в журналистике?

- Романы резко возникают лишь в жизни. Да и то не всегда. А вот на бумаге… Во всяком случае, лично у меня толчка не было. И вообще чего-то внезапного не было. А было ощущение психологической неустроенности, с которой в газете жил. Хотел уйти куда-нибудь, хотя бы в придуманное. Любой пишущий не согласен с реалиями, иначе не искал бы свой мир. Неясный мой протест я и переложил в книгу, жанр которой иронично определил «роман с газетой». Роман этот - об истории журналиста в далекие и близкие восьмидесятые. Редактор дал моему Георгию Райкину срочное задание – написать очерк «Со смертником – в постель» - о его бывшей жене: она стала любовницей приговоренного к расстрелу. Шеф считал, что такое публичное отстранение Георгия от бывшей жены защитит его, оставит в газете. И вот Георгий Райкин возвращается в свой кабинет, понимая, что ничего не напишет и из редакции уйдет. Но уходить он не хочет. И возникает мысль «может, все-таки написать …».

Он окидывает взглядом полку, где книги с вечными вопросами. За ними бутылки – с вечными ответами. И со своим визави вспоминает о прошлой жизни. Тосты – названия глав. Истории сменяют одна другую. И становится ясным, что журналист хотел «вписаться» в Систему. Но чем больше старался, тем меньше человеческого у него оставалось. Он превращался в Журналюгу. От того, каким Георгий стал, и зависит, напишет ли он о бывшей жене.

Вы спрашиваете, хотелось ли мне осмыслить свою жизнь? Осмыслить – да, но не свою отдельную, а вообще жизнь в нашей с вами профессии. И внешний ее романтический флер, и черновую ее изнанку. Возможно, этот мой взгляд не совпадет со взглядом коллег. Ну, так они напишут по-своему.

-Настоящий журналист продается только один раз? Во второй раз это уже не журналист? Предприниматель от журналистики

- Тут, в вопросе, немало силков. Можно запутаться, а то и вовсе задохнуться в теме «настоящий журналист». Я же назвал книгу давно услышанным «Честный журналист продается один раз». И «проверял» эту фразу. Помню, чемпион мира по шахматам Анатолий Карпов на секунду задумался, объяснил вслух парадоксальность построений, и только тогда улыбнулся. Может, из вежливости. Потому что по нормальной человеческой логике честный журналист - не для продажи.

Журналистом, известно, считают того, кто живет на доходы от своего дела. Так что кратность продаж лишь профессиональную принадлежность усиливает. Ну, а если серьезно, пишу я о времени, когда нынешнее предпринимательство лишь зарождалось. Газеты тогда были звеном Системы. А конфликт у моего героя как раз с Системой. Во многом ее редактор Газеты олицетворял.

- Те, кто знают о многолетней вашей работе в «Вечерней Одессе», бесспорно, будут представлять в Андрее Брянцеве именно ее редактора. Вы понимаете, что от этой «тени» вам не избавиться, как бы не отнекивались?

-Да, читателю проще представить того, о ком он знает. Если космонавт (есть и он у меня), то номер один. Если редактор, то знакомой газеты… Однако я в профессии сорок лет. И только четырнадцать провел в одесской «Вечерке». Остальное время в других, тоже широко известных изданиях. И простая арифметика говорит, что у меня немало иных редакторов было. Да и сам я газеты редактировал. К слову, ядовитое редакторское имя «АД» возникло сначала из первых букв моего имени и отчества.

Андрей Денисович Брянцев в немалой степени со многих прототипов «списан». Но собирательный этот образ, разумеется, не документален. В нем и моего воображения хватает. Однако, если читатель поверит, что АД реален, то я цели достиг.

-Повествование ваше идет от первого лица. И читатель вольно или невольно олицетворяет себя с повествователем. Становится порой неприятно за некоторые его поступки.

- Изложение «от меня» неслучайно. С ним возникает ощущение достоверности, к которому стремился. И о достоверности той же говорят поступки героя, пусть и неблаговидные. Я хотел, чтобы совестливому читателю стало неловко за моего Георгия Райкина. Вот он оказывается в постели с нелюбимой женщиной лишь для того, чтоб выведать нужное для статьи. Вот он берет взятку. Вот он ходит на пляж вместо работы. И ,не вникая в суть, строчит обвинительный судебный очерк.

-Ваш герой похищает пистолет сотрудника милиции. И не отдает, хотя поначалу это кажется шуткой. Неужели такое было?

С пистолетом «было» лишь у Георгия Райкина. Он опасался, что хозяин оружия будет его искать. «Ствол» нужно было спрятать. Разумеется, у друзей–коллег. Но за незаконное хранение огнестрельного оружия Уголовный кодекс определял лишение свободы. И помочь Журналюге друзья под разными предлогами отказывались. 

Нечто подобное и у меня было. Только не с пистолетом, а с диктофонными записями одного взрывоопасного интервью. Эти записи весьма интересовали криминал. Несколько моих попыток спрятать пленки оказались безуспешными. К отказу коллег-друзей я отнесся с пониманием: ведь невольно ставил их под удар. А публикацию эту из московской «Общей газеты», где я тогда работал, перепечатали и в Америке, и в Италии, и в других странах. Так что мой друг, спрятавший пленки, рисковал не зря.

- Скажите, а что стоит за историей в вашей книге, когда человек скрывался десятки лет после того, как в войну оказался в расстрельной команде, убивавшей мирных жителей?

-Та история, как и многие другие, из нескольких собрана. Мой друг Сергей Макарченко, в прошлом зам. областного прокурора, рассказал как-то о суде над бывшим жителем немецкого села в Одесской области. Во время оккупации туда безо всякой охраны пришла по команде фашистов группа евреев. И этих несчастных, опять же по команде оккупантов, расстреляли жители села. Тот подсудимый был к этому расстрелу причастен. Ну, а о людях, что скрывались после войны, газеты писали не раз. Такие публикации всегда интересны. Вот и АД, вычеркнув фамилию автора сенсационного очерка, вписал свою. С одной стороны этой своей подписью как бы усилил значимость материала. С другой - из-за профессиональной ревности присвоил чужое. Подобная практика бытовала. Случалось, заметки мои выходили в других газетах …с подписями корреспондентов этих газет. Словно они писали их.

А бывало, автор публиковал разгромную статью, не то,что не вникнув в суть, а даже не встретившись с тем, о ком писал. Вот эта прежняя журналистская «заказуха», когда на невиновного публично вешали всех собак, потом и привела к тому, что медиа-хозяева без труда вывели журналистскую породу «лайка». Мне довелось уже говорить о том, что у этих «лаек», не имеющих ничего общего с настоящей профессией, ушки на макушке слышат лишь собственный лай и хозяйскую команду «фас».

- Вашего героя не назовешь в личной жизни ангелом, и вместе с тем трогательны его взаимоотношения с женой, а через годы после ее смерти у него возникает столь же искренний роман с ее повзрослевшей дочерью от первого брака. Понимаешь, новое увлечение – это как бы продолжение прежней привязанности. Считают, так нельзя. Но, оказывается, можно, если отношения чисты.

-В жизни личной литературный герой открывается читателю подчас больше, чем в отношениях иных. Да и вообще, о человеке во многом можно судить по тому, как он любит. А любовные коллизии неоднозначны. Этим они нередко и подпитывают литературу. Роман с приемной дочерью, о котором пишу я, из жизни взят. И для героя моего эта любовь важна, потому что в тисках Системы он ищет поддержку в личных отношениях. Другое дело, что Система все равно передавливает. Но при этом Георгий мудреет, когда в любви доходит до боли.

- Мудреет? И по ревнивому его заказу переломали кости более удачливому сопернику, молодому баскетболисту. Вам не жалко его было?

-Жалко. Даже соблазн был в последнюю минуту отменить расправу. Но я не стал этого делать. Почему? Помните, в припадке ревности Георгий сначала схватил пистолет, потом все же отказался от него, как и от кислоты, которая должна была обезобразить лицо Дмитрия. «Успокоился» лишь на переломе костей. Что тоже плохо, тем более - для баскетболиста. Но именно так представлялись мне житейские реалии. Вспомнить их было несложно. Я много писал в газете на криминальные темы.

- С интересом читал я, как терял свое жилье журналист. Было ясно, что никакая сила не оставит Георгия в его квартире, которую заселил своими многочисленными родственниками тот самый баскетболист. И вдруг – Георгий свою квартиру «отбил». Не далеко ли это от жизненной правды? Сколько мы с вами знаем печальных историй, когда жилье от законных хозяев ушло.

-Но и другие истории знаем, когда люди отстаивали свои квартиры. Наглой силе Журналюга мой такую же силу противопоставил. Помните, первым делом сменил дверной замок? Схожие случаи были на каждом шагу. Потому что люди отстаивали свои права, как умели. А умели нередко - с позиции грубой силы.

-В конце романа вашего понимаешь, что Журналюга выпивает … с иконой.

-А потом швыряет в нее пустые бутылки, когда ему, пьяному, уже, мерещатся те, кто принес боль, те, кому прежде верил. Меня упрекали: так, мол, с Богом нельзя. Но он же не с Богом говорил, а с иконой. И хорошо, наверное, что она, спрятанная, у него все же была. Была в то время, когда в кабинетах портреты вождей висели.

- Мне, стороннику реалистической литературы, трудно согласиться с двухвариантным финалом. В одном случае журналист уходит из профессии, в другом – остается в ней. Не стоило ли однозначно написать?

-«Честный журналист» заканчивается строкой «конец первой книги». Так что финал я оставил для второй, где герой мой уже в сегодняшнем времени живет. А промежуточное это окончание раздваивается, потому что я не стал навязывать читателю мысль, как поступит герой. Если сохранил первоначальную порядочность, то из профессии уйдет. Если нет – останется в журналистике. Пусть читатель выбирает сам.

-И наконец, последний вопрос, где ваш роман с газетой могут прочесть?

- Книга - дело будущего. Надеюсь, недалекого. Тем временем , рукопись моя заинтересовала главного редактора одесской газеты «Пресс-курьер» Иосифа Бурчо. Его газета печатает «Честного журналиста..». А в Интернете роман есть по адресу:

httpss://zhurnal.lib.ru/editors/r/romm_a_d/vlad.shtml . Это координаты литературного сайта, где сотни тысяч читателей и десятки тысяч оценок. Однажды там я обнаружил, что мой «Честный журналист…» стал лидером прозы. Стало быть, есть у него читатель, который меня понимает. Для того и писал. Ведь, как говорил мой герой, «книги пишут, чтобы тебя поняли и полюбили».

Беседовал Борис Штейнберг, журналист.
Для Интернет-газеты "Взгляд из Одессы"