Вероника Владимирова – человек, меняющий Одессу: «Нужно осознать: война не где-то далеко. Война здесь, с нами»

Общественная активистка, психолог-волонтер и просто добрая и жизнерадостная девушка, желающая помочь людям понять себя, услышать друг друга, преодолеть свои страхи и переживания.

Необычайно светлая и лучезарная девушка, излучающая доброту, располагает к себе буквально с первой минуты. Улыбчивая, умеющая слушать, с пониманием в глазах – с ней хочется разговаривать, что-то обсуждать, делиться размышлениями, ведь такие собеседники на вес золота. Когда узнаешь, что эта открытая личность перед тобой – психолог, то даже не удивляешься: кто же еще способен услышать и понять так тонко? Ее зовут Вероника Владимирова. Ее запросто можно встретить на гражданских акциях в Одессе, на митингах и протестах, с заявлениями или петициями в руках где-то в правоохранительных структурах. Сейчас же девушка частый гость в военном госпитале, фондах, занимающихся вопросами временных переселенцев с Донбасса и АР Крым. Кроме работы, постоянного самосовершенствования в профессиональной сфере, Вероника занимается волонтерством. Во времена Революции Достоинства, не раздумывая, девушка отправилась на Майдан в Киев.

В самые сложные и страшные моменты Вероника в качестве медика-волонтера спасала активистов. В пост-майдановское время, наблюдая за соотечественниками, девушка осознала: многим из участников уличных протестов нужна психологическая помощь, так как смерти, напряжение, борьба оставили глубокий след в их жизни. Вероника взялась за организацию психологических тренингов, с помощью которых помогала преодолеть посттравматический синдром. А дальше началась война на Востоке Украины. Естественно, порывалась отправиться на Донбасс, ведь опыт оказания медпомощи во время Майдана – ценен. Однако, поскольку девушка не дипломированный медик, то осуществить замысел оказалось нелегко. Впрочем, помогать можно везде и в различный способ. Война обострила многие проблемы, усилила психологическое давление на всех нас. Кто-то, как военные и их семьи или переселенцы, вообще оказался в группе повышенного риска.

Как психолог-волонтер, Вероника многим из них помогает пережить волнующие их моменты, преодолеть трудности, избавиться от страхов. Девушка акцентирует, что сейчас как никогда важно услышать, понять, обратиться за помощью к психологу, чтобы уверенно идти вперед. Она наполняет жизнерадостностью все, что делает – шьет ли яркую нарядную юбку, рисует ли, борется за права животных или же помогает людям понять себя. Ведь психолог – такой себе переводчик. Сегодня побеседуем именно с таким своеобразным переводчиком – Вероникой Владимировой. Психолог поведает, как лучше вести себя с демобилизованными бойцами, чтобы не травмировать их, как поддерживать переселенцев так, чтобы не сломать их личность, и в каких случаях нужно обращаться к психологу за помощью.

Призвание – помочь людям услышать и понять друг друга

Ок, вот Вероника – психолога видно, а где же диван и листики с кляксами? Этот стереотипный образ психолога сформировали фильмы и книги, ведь большинство украинцев до сих пор знакомы с этой профессией исключительно на основании культурного продукта с Запада: в Украине пока не сложилась традиция ходить на прием к психологу или психотерапевту, поэтому для многих эта профессия остается экзотикой с кинолент. Ситуация улучшилась после появления психолога в штате учебных заведений: дети и их родители привыкают к психологическим приемам, осознают важность этого направления, увидев на практике, как ребенку психолог помогает справиться с теми или иными проблемами. Во многих офисах нынче психологи работают с коллективами, что часто повышает коэффициент полезного действия компании. Но все же многие в Украине до сих пор относятся к психологам с опаской и недоверием.

Вероника Владимирова: На Западе есть культура ходить на прием к психологу. Страны более развитые, и там распространена аналитическая терапия. Поэтому видна кушетка и подобные атрибуты. По моему опыту, к психологу относятся с некоторым опасением, считая меня психиатром: вот сейчас поставит диагноз! Например, когда я прихожу в палату к «атошникам», это первое посещение и там нет никого, кто бы меня знал, то мне сразу говорят: «Я не болен – не нуждаюсь в психологе». Тогда приходиться проводить такое психологическое просвещение, рассказывая, кто такой психолог и чем он занимается. Переселенцы с детьми зачастую благодаря работе психолога в школах знают, чем занимается психолог, но они дистанцируются: помощь нужна ребенку, он еще маленький и не может сам справиться, а мы взрослые, мы сами разберемся со своими проблемами. У нас нет культуры ходить к психологу, к психотерапевту тем более; люди считают, что если обратятся за помощью к таким специалистам, значит, они слабые, больные, какие-то не такие. Отсюда позиция «Мне помощь не нужна!». Еще переживают о конфиденциальности. Но сохранять тайну – обязанность психолога.

Взрослые говорят мне: «Я не болен – не нуждаюсь в психологе

По той или иной причине украинцы собирают проблемы в огромный мешок и волочат его за собой, все не решаясь расстаться с ним. В обществе нагромождаются некая напряженность. К тому же, в жизни каждого из нас может случиться ситуация, после которой обязательно нужно обратиться к психологу за помощью, чтобы не фиксировать свое внимание на проблеме и ходить вокруг да около, а отпустить переживание, научиться идти дальше, не бояться и жить полноценно. Как же понять, когда уже зажигается красная сигнальная лампа и откладывать поход к специалисту уже нельзя?

Вероника Владимирова: Психолог может помочь в некоторых моментах, когда люди сами не могут справиться. Существуют очень хрупкие грани, способные разрушиться. Например, отношения между родителями и подростками. Можно за 1-2 консультации решить проблемы, просто сумев услышать друг друга. Тогда возможно избежать множества критических ситуаций.

Можно за 1-2 консультации решить проблемы, просто сумев услышать друг друга

Если мать потеряла ребенка и не отгоревала его, нужно обратиться к психологу. Или если погиб близкий человек. Если человек переживает по какому-то поводу больше месяца, то это сигнал, что нужно обратиться к психологу. Еще может быть такая ситуация: мать-одиночка не может поладить с сыном-подростком, случаются конфликты, он угрожает уйти из дома. Тогда психолог на общих консультациях может помочь им услышать друг друга. И таким образом можно избежать ситуации, когда, например, подросток попадает в передрягу. Когда супружеская пара стоит на гране разрыва, вроде бы чувства есть, но вместе у них не получается быть, то консультация у психолога может определить проблему и очертить ее решение. Стоит обращаться к специалистам, ведь если вовремя не сделать этого, человек может войти в группу риска – может развиться посттравматическое стрессовое расстройство, другие стрессовые расстройства, то это может напрямую угрожать психическому здоровью человека.

Многим вполне хватает их собственных проблем. Людям в большинстве своем свойственно отгораживаться от других и зацикливаться на собственном «Я». Может возникнуть вопрос: зачем же становиться психологом и взваливать себе на плечи еще и груз проблем других людей? И вот тут, как бы пафосно это не звучало, на поверхности виднеется слово «призвание».

Вероника Владимирова: Я решила стать психологом после того, как поняла, что хочу изучать человека. Я выбирала между историей и психологией. Но я поняла, что история не изучает человека так, как этого хотелось. Мне интересно было, как человек мыслит, хотелось постичь человека. А в связи с обостренной ситуацией в обществе осознала, что действительно этим нужно заниматься. И это же интересно – понять, что происходит в человеке. Еще не до конца поняла – пока развиваюсь.

Давать удочку, но не рыбку: перестать жалеть и опекать переселенцев

На сегодняшний день Вероника трудится в двух направлениях: работает с бойцами АТО как волонтер и в благотворительном фонде «Дорога к дому», где занимаются вопросами вынужденных переселенцев. Кроме этого, учувствует в проекте «Creative Development Center» занимаемся симуляционными играми – такими себе постановками, где каждый играет свою роль и во время которой разыгрывается ситуация в обществе.

Вероника Владимирова: Не так давно мы проводили такую игру для переселенцев и местных жителей, чтобы отобразить ситуацию интеграции переселенцев в жизнь местной общины. В этой симуляционной игре принимали участие в частности переселенцы, имеющие инвалидности и живущие на Куяльнике, другие переселенцы, одесситы. В процессе игры выяснили некоторого рода проблемы. Можно сказать, что даже более глобальные моменты можно выявить – в масштабе страны. Что именно узнали мы во время нашей игры? Общество хочет помогать самостоятельно, но тем не менее власть оказывает сопротивление. Иногда люди готовы жертвовать собственными эгоистическими интересами, дабы помочь пострадавшим.

«048.ua»: Какие же основные психологические проблемы переселенцев в Одессе?

Вероника Владимирова: Обычно взрослые переселенцы не обращаются за помощью. Но у них есть дети, которые переживают и нуждаются в поддержке. Для этого они и обращаются. Например, семья выехала с зоны АТО, но ребенок видел военные действия, в результате чего получил психологическую травму. Я работаю в благотворительном фонде, где имеется приют, и когда туда приходят новые переселенцы, я провожу интервью, чтобы понять психологическое состояние человека. Но все же основная работа с переселенцами происходит через детей: они видят, как я помогаю ребенку, и уже тогда возникает мысль, что я могу помочь им тоже, и тогда обращаются ко мне. Но чаще всего приходят с проблемами ребенка, а себя позиционируют «Я – нормальный», «Я – сильный, справлюсь». А на самом деле увиденная картина войны взрослых тоже травмирует. Просто у взрослых уже есть какая-то психологическая стабильность на этот момент жизни, поэтому им несколько проще справиться с такой проблемой. Чаще всего психологические проблемы переселенцев связанны с тем, что их не принимают за своих в обществе и плохо к ним относятся. Иногда это просто восприятие переселенцев и их собственное нежелание интегрироваться в социум.

Чаще всего психологические проблемы переселенцев связанны с тем, что их не принимают за своих в обществе и плохо к ним относятся. Иногда это просто восприятие переселенцев и их собственное нежелание интегрироваться в социум

Вероника отмечает, что сложность работы с переселенцами заключается еще в том, что они географически нестабильны: сегодня они придут к тебе на сеанс, а завтра уже могут уехать в другой населенной пункт. На Одесщине зарегистрировано более 30 тысяч вынужденных переселенцев. Некоторые не регистрируются. В приюте психолог имеет дело с материально незащищенными слоями общества. Они нуждаются в поддержке. Помочь сможет, по сути, каждый, вот только главное не перестараться.

Вероника Владимирова: Я считаю, что должно происходить психологическое просвещение – нужно давать понять всем, какие психологические проблемы могут препятствовать нормальной социальной интеграции переселенцев. Это должно происходить на уровне СМИ, внешней рекламы. Чиновникам в своих выступлениях, возможно, стоит акцентировать не столько на том, что переселенцы нуждаются в чем-то материальном, потому что ее на данный момент достаточно, а делать акцент на социальной и психологической интеграции. А на бытовом уровне переселенцам нужно давать больше ответственности и меньше жалеть их, так как жалость, когда она переходит границу, становится деструктивной. Избыток жалости разрушает человека. Я общалась с некоторыми переселенцами, живущими около полутора лет на Куяльнике. Их кормят «гуманитаркой», и они разучились в магазин ходить. Это деструктивно влияет на их личности, они становятся инфантильными, и в этом виноваты мы. Нужно давать удочку, но не саму рыбку. Иначе человек сам свою жизнь не будет строить. Нужна ответственность как им, так и нам. На самом деле, когда мы кого-то очень сильно жалеем, то жалеем в первую очередь себя: мы не хотим такого для себя.

Переселенцам нужно давать больше ответственности и меньше жалеть их, так как жалость, когда она переходит границу, становится деструктивной. Избыток жалости разрушает человека

«048.ua»: По Вашим наблюдениям, существуют ли психологические проблемы в общении по схеме «работодатель/переселенцы»?

Вероника Владимирова: Это сложный момент. Есть несколько взглядов. Сами работодатели говорят, что у них есть свободные рабочие места, и они готовы представить их кандидатам, не важно – переселенец ты или нет. Для него важно только, чтобы ты исполнял работу исправно. Есть высококвалифицированные рабочие места – они доступны всем. Но я вернусь к материально незащищенным категориям. Чаще всего у них нет высокой квалификации, поэтому они рассчитывают на достаточно простую работу, не требующей какой-то особенной специализации. С такими людьми тяжелее. Они отказываются от работы. Если одессит может работать, условно говоря, помощником повара за 3 тысячи гривен, то переселенцы отказываются от такого варианта. Есть причина такого поведения: переселенцам нужно еще и арендовать себе жилье, это увеличивает расходы. Общаясь со специалистами с других областей, узнала, что похожая ситуация везде.

«048.ua»: А как же им помочь преодолеть эту черту, осознать, что нужно с чего-то начинать?

Вероника Владимирова: Тут опять-таки проблема общества: нам нужно перестать их жалеть и опекать. Нужно относиться, как и ко всем остальным, но на первых порах оказывать некоторую материальную помощь, потому что действительно сложно жить, ничего не имея в чужом городе. Но не опекать.

Помочь вернуться с войны: как вести себя с демобилизованными бойцами?

Как психолог-волонтер, Вероника общается с бойцами АТО. Более того, девушка посещает раненых военнослужащих в госпитале. Работать с взрослыми часто сложно, так как они более закрытые, чем дети. Раненные военные – тем более. Не просто, но кто сказал, что будет легко? Поэтому Вероника ищет и находит подход к каждому. Временами бойцы сами обращаются за помощью, позвонив по волонтерскому номеру телефона. Также действовала программа реабилитации армейцев. Какие же трудности приходится преодолевать военным?

Вероника Владимирова: Чаще всего приходиться работать с разочарованием. Огромная проблема – отрицание потребности психологической помощи, чтобы пережить травмирующее событие. Кроме этого, нередко бойцы через волонтеров передают свою ответственность кому-то другому. Чаще всего обостряются проблемы, которые были до войны. Сейчас участились разводы в семьях военнослужащих, но этому способствуют обыкновенно не новые проблемы, а обостренные старые вопросы. К тому же, по статистике, около 30% людей, побывавших в травмирующих обстоятельствах, то есть ощущали прямую или непрямую угрозу смерти, получают психологические травмы. Остальные же переживают это нормально. Переживать события в течение одного месяца – вполне нормально.

«048.ua»: Как нам в обществе вести себя с демобилизованными военными, так чтобы не травмировать их еще сильнее?

Вероника Владимирова: Прежде всего, по моему мнению, нам нужна обязательная реабилитационная программа для бойцов в первый месяц демобилизации. Потому что в первый месяц после того, как человек возвращается с зоны войны, у него могут наблюдаться неадекватные реакции, связанные с теми реалиями, которые были там, в зоне боевых действий. Это период интеграции и адаптации. Поэтому в первый месяц желательно, чтобы такие люди проводили в реабилитационных центрах. Впрочем, у нас закон принят, но он не действует. И на деле получается, что участники АТО возвращаются с фронта и сразу должны приступать к работе. А нужно, чтобы бойцы месяц побыли дома. Важно, чтобы демобилизованный просто повалялся дома на диване, а жена и родственники разрешали ему это. Жене нужно относиться с пониманием, сразу же не включать режим «Иди вынеси мусор», «Почему ты мне не помогаешь по дому?» и т.д. Здесь тоже чувствуется отсутствие психологического просвещения: жены часто совершенно не понимают, как вести себя с мужем, вернувшимся с войны. Нужно понимать, что мужчина может вернуться совершенно другим. Что касается тех бойцов, у которых развивается посттравматический синдром, то им в обязательном порядке нужно проходить психотерапию.

В первый месяц после того, как человек возвращается с зоны войны, у него могут наблюдаться неадекватные реакции, связанные с теми реалиями, которые были там, в зоне боевых действий. Это период интеграции и адаптации

«048.ua»: То есть если адаптация длится дольше, чем один месяц, то это повод обратиться за помощью к психологу?

Вероника Владимирова: Да, именно так. Если больше месяца демобилизованному бойцу сняться кошмары, прослеживаются расстройства сна, если человек слишком раздражительный или наоборот – слишком апатический, то есть если полностью изменяется личности и она не возобновляется, тогда нужно обязательно обращаться за квалифицированной помощью. Нам всем нужно общаться с вернувшимся с войны бойцом весьма деликатно. Не стоит задавать глупые вопросы: «А скольких врагов ты убил?», «А тебе нравилось убивать?», «А ты там убивал?» и т.п. Таких вопросов нужно избегать. И было бы прекрасно, если бы у нас в обществе наконец-то осознали, что салюты не нужно запускать, пусть даже на календаре праздник. Нужно достаточно аккуратно обращаться с таким человеком. Нужно избегать тригеров – таких моментов, которые способны запустить повторные переживания и травмы. Вести себя нужно осторожно: не походить со спины, не кричать, не бросать какие-то предметы в присутствии таких людей. Также желательно выключать новости, потому что боец может переживать их так, будто он там. Часто после возращения военный хочет поговорить, но не знает с кем, поэтому молчит. Или после дурацкого вопроса «Скольких ты убил?» избегает общения вообще. Если демобилизованный решил с вами побеседовать, то достаточно его слушать, слушать, давать выговориться. Важно показывать свою реакцию – посылать «я-сообщения: «Да», «Я понимаю тебя», «Я тебе сочувствую», «Ты знаешь, я бы не справился, как ты», «Мне стыдно, что ты там был, а я не был» и т.п.

После демобилизации

- Месяц на покой и адаптацию бойца;

- Не подходить со спины, не бросать предметы;

- Не запускать салюты;

- Избегать травмирующих моментов, вопросов, новостей;

- Слушать бойца и акцентировать на понимании и подбадривании;

А кроме этого, существует еще проблема массовой алкоголизации демобилизованных бойцов. Часто мужчина считает, что выпьет – забудется, все пройдет, поэтому он отдает предпочтение рюмке, а не разговору или сеансу у психолога. Еще чаще обостряется тяга к алкоголю, бывшая и до мобилизации. Бывают случаи, что мужчина вообще не употреблял алкоголь, но после войны начинает пить. Непонимание и конфликты в семье, отсутствие близкого человека, который бы понял и поддержал, разочарование в близких и т.д. – все это может послужить катализатором развития алкоголизма. К такому нужно отнестись с пониманием, возможно, даже на первых порах разрешать пить. Жена должна дарить поддержку: я рядом, я с тобой. Она может даже сесть рядышком, пока он пьет, разговаривать с ним, попытаться понять, в чем дело, потерпеть это немножко. Но если это длится дольше недели или повторяется периодично, то уже нужно обращаться к специалистам.

Существует еще проблема массовой алкоголизации демобилизованных бойцов. К такому нужно отнестись с пониманием, возможно, даже на первых порах разрешать пить. Жена должна дарить поддержку: я рядом, я с тобой. Но если это длится дольше недели или повторяется периодично, то уже нужно обращаться к специалистам

Но ни в коем случае нельзя орать на таких людей. Алкоголизм как возникает? Алкоголику стыдно за то, что было вчера вечером, и он опять пьет, чтобы забыть, что было. Жене стоит сказать: «Ок, я тебя понимаю. Еще неделю мы так можем пожить, а дальше возобновляйся». Так будет нормально.

«048.ua»: Вы приходите работать в военный госпиталь. Вероятно, там нужно быть еще более деликатной и осторожной, ведь у раненных еще больше переживаний. Как с ними работаете?

Вероника Владимирова: С раненными военными действительно сложнее. Многие из них потеряли органы вследствие военных действий. Иногда это люди, которые не шли воевать добровольно, а попали на фронт по принудительной мобилизации. Тогда может обостриться обвинение государства в том, что произошло. Есть очень сложные случаи. Ампутанты. Человек теряет дееспособность, и это случилось на войне, на которую он, возможно, не хотел идти. В этом случае нужно отгоревать свою потерю – конечность или орган, – как гибель близкого человека. У таких людей, как правило, адаптация длится дольше. Нужно относиться к ним с пониманием. Но тоже давать возможность брать на себя ответственность. Это нужно делать постепенно. Им нужна поддержка близких. Так человек постепенно поймет, чем ему заниматься дальше; возможно, он откроет какое-то новое дело. Один боец в госпитале мне рассказывал, что можно заниматься пчеловодством: это не так сложно, но прибыльно. Но бывает, что раненный лежит в больнице по полгода, апатично, и врачи разводят руками, признавая, что это уже не их парафия, здесь нужна работа психолога. Потому что это сам человек не хочет возобновляться. Он боится, подавлен, разочарован, не видит будущего. Тут уже нужна психотерапия.

Человек теряет дееспособность, и это случилось на войне, на которую он, возможно, не хотел идти. В этом случае нужно отгоревать свою потерю – конечность или орган, – как гибель близкого человека

«048.ua»: Многое зависит от близких, от жены, возлюбленной. Но они тоже подвергаются психологическому давлению. Каковы проблемы женщин, ждущих в тылу?

Вероника Владимирова: Это отдельная проблема, которой нужно заниматься, ведь в первую очередь бойца принимает семья. Психологическую работу с ними тоже стоит проводить. Есть женщины, которые лучше воспринимающие реалии – муж ушел на войну – а есть те, кто сложнее с этим справляется. И солдат тоже должен осознавать, что женщине сложно. Она здесь без своего мужчины уже несколько месяцев, год, она привыкла, что все на ней – дом, семья, работа, проблемы. Это естественно, что в ней накапливается агрессия: тебя нет рядом, я все должна делать сама, обо всем сама заботиться. Эта агрессия женщины, нацеленная на мужчину, которого давно не было рядом, - это нормально. В то же время мужчина ожидает, что его встретят с распростертыми объятиями, потому что он – герой. Тут происходит столкновение интересов, и начинаются конфликты в семье. Поэтому стоит перед демобилизацией проводить психологические тренинги и с женами военных, и с самими бойцами. Супругам нужно организовать несколько встреч перед демобилизацией, чтобы они могли достичь взаимопонимания.

Агрессия женщины, нацеленная на мужчину, которого давно не было рядом, - это нормально. В то же время мужчина ожидает, что его встретят с распростертыми объятиями, потому что он – герой. Тут происходит столкновение интересов, и начинаются конфликты в семье

Отрицание войны, чувство вины, расширение окна толерантности: болезни нашего общества

Естественно, война повлияла не только на непосредственных участников боевых действий, их семьи, переселенцев и тех, кому пришлось увидеть зону АТО собственными глазами. Все общество изменилось под давлением угрозы.

Вероника Владимирова: На самом деле наше общество массово столкнулось с проблемой психологического травматизма еще во времена Майдана. Для получения психологической травмы в принципе достаточно просто наблюдать за событием, на которое ты не можешь повлиять. Тогда многие смотрели круглосуточные трансляции с Майдана и вовлекали себя в события. А есть еще и вторая сторона этого явления: мы постоянно видим насильственные акции, применение оружия, избиение, смерти – и у нас расширяется окно толерантности. И смерть уже не воспринимается, как что ужасное. Из-за этого встречается позиция – «Та что означают эти смерти пяти людей? да уже тысячи погибли!». Не то чтобы мы ставали более жестокими – это расширение окна толерантности. И это негативное явление.

Мы постоянно видим насилие, применение оружия, избиение, смерти – и у нас расширяется окно толерантности. Смерть уже не воспринимается, как что ужасное

Больше всего меня пугает еще один негативный процесс в обществе – так называемое «отрицание войны». То есть страна как будто бы живет нормальной жизнью, а будто бы где-то там далеко происходят военные действия. И люди разрешают себе закрыть на это глаза. Это, как и толерантность страха смерти, вполне нормальное явление, потому что никто не хочет войны, не желает умереть, но «отрицание войны» мешает. Еще в нашем обществе распространено чувство вины: активизировался страх собственной смерти, смерти близкого – того, кто может попасть на войну, из-за этого появляется вина – другие идут, другие умирают, а я нет. Это чувство вины часто вызывает агрессию: вместо того, чтобы обвинять себя, мы направляем обвинения на внешний мир. Бывает, что люди обвиняют участников АТО или переселенцев в том, что идет война. Вместо агрессии может появиться реакция просто отрицания: люди делают вид, что войны не существует. И это еще один фактор для травмирования бойцов или переселенцев, потому что получается, что их общество будто бы выталкивает прочь. Они как будто бы не могут здесь жить: нет войны, их, значит, тоже нет. Это очень мешает адаптации бойцов и переселенцев. Фактор отрицания войны – это ужасный процесс в обществе.

Отрицание войны – это еще один фактор для травмирования бойцов или переселенцев, потому что получается, что их общество будто бы выталкивает прочь. Они как будто бы не могут здесь жить: нет войны, их, значит, тоже нет

«048.ua»: Что нужно сделать, чтобы преодолеть этот фактор «отрицания войны»?

Вероника Владимирова: Прежде всего, думаю, очень многое зависит от СМИ. Наши СМИ заангажированы. Если читаешь сайт Министерства Обороны, то это напоминает больше сводку цифр и фактор – пониманию там мало что способствует. В СМИ же есть только два аспекта: либо бойцы АТО – герои, либо резко негативные люди. Но чаще всего за всем эти не видно человека. Нужно показывать истории с жизни, чтобы была не статистика, а люди. Стоило бы на государственном уровне признать, что в государстве идет война. Запретить, например, салюты. Запретить массовые празднования, потому что это неправильно: там, на фронте, сегодня несколько человек погибло, несколько десятков ранили, но никто не обращает внимания на эту трагедию, потому что все танцуют, ходят с флажками и шариками по городу. Так не должно быть. Нужно понимать: страна втянута в вооруженный конфликт. Нужно способствовать восприятию нашей армии, как силы, состоящей из конкретных людей со своими историями, а не как статистику. В западных СМИ, если случается трагедия и гибнут люди, стараются давать истории и портреты погибших. От конкретики, от знакомства с конкретным человеком идет понимание, что это не просто слово – «война», это не где-то далеко. Война здесь, с нами.

«От конкретики, от знакомства с конкретным человеком идет понимание, что это не просто слово – «война», это не где-то далеко. Война здесь, с нами»

Источник: www.048.ua