Одесские СМИ: Тьма, или Особенности национальной сельской жизни

«НИ ОДНОЙ УКРАИНСКОЙ политической партии сельское хозяйство не нужно — нужны голоса, — сказал он. — Наши президенты давно стали «наркоманами» на шприце Европы.

 Без европей-ских инъекций у них получается только ломка. И наши народные депутаты тоже давно не «народные», а европейские: слушаются Европу, учат детей в Европе, отдыхают и лечатся в Европе, покупают «хатынки» и открывают валютные счета в Европе… Разве им есть до нас дело? Посели такого в Буценовке — коньки отдаст через неделю».
Это размышления Александра Васильевича Красножона, фермера из села Буценовка Раздельнянского района, с которым мы начали знакомить читателей в «Юге» за 30 сентября. Сегодня — окончание публикации.
Ничего, кроме мозолей
Когда я впервые приехала в Буценовку, Александр Васильевич повел меня в поля на экскурсию. Бескрайних посевов вокруг села практически нет — в основном паевые участки да фермерские. Есть, правда, и крупная частная агрофирма ООО «Агровитокс», принадлежащая одесскому предпринимателю Виталию Подкопалову.
По словам Красножона, Виталий Леонидович пришел в село с серьезным капиталом и взял в аренду немалые земли из госрезерва, одних комбайнов у него семь. И сразу стало ясно, что в глазах государства богатый предприниматель нищему фермеру не чета: к богатому прислушиваются, с кредитами и дотациями у него нет проблем, с ним уважительно общаются и на районном, и на областном уровнях.
— Большие предприятия с капиталом сегодня выживают — у начальства с ними проблем нет, — подчеркивает Александр Васильевич. — Но парадокс в том, что только они и считаются в Одесской области достойными внимания производителями сельхозпродукции. Курирующий вопросы сельского хозяйства вице-губернатор Одесской области Анатолий Новаковский общается исключительно с ними. В фермерских хозяйствах этот важный чиновник не бывает. Фермеры для него — никто и ничто. А между тем именно фермеры очень нуждаются сейчас в поддержке государства.
Поля, которые мы видим, производят на меня гнетущее впечатление. Сорняки сочного ярко-зеленого цвета вымахали выше колена. Я никакой специалист по сельскохозяйственным вопросам, но хорошо помню, что ничего подобного в советское время на колхозных полях не наблюдалось.
— Это лето было тяжелым, — говорит Красножон. — Сначала пошли сильные дожди, потом вжарила высокая температура. А это рай для амброзии. Она полезла так, что комбайны не справлялись.
— А как же боролись с ней на колхозных полях? — интересуюсь.
— Раньше боролись гербицидами. Несмотря на огромные площади посевов, химикатов закупалось столько, сколько надо, потому что стоили они копейки. Опылялись поля при помощи авиации — все охватывалось полностью. А сейчас какой самолет — аренда трактора проблема! Протравители дорогие, солярка — семь гривень литр, удобрения — до трех тысяч за тонну. Новаковский угрожал штрафовать фермеров за сорняки, но от его угроз у нас деньги все равно не появятся, хоть тресни.
Я интересуюсь, какова же все-таки рентабельность труда хлебороба, почем идет зерно, выращенное с таким трудом?
— В прошлом году мы продавали зерно по тысяче двести гривень за тонну. В этом, несмотря на неурожай, государство стало формировать цену не сверху, а снизу: начали с шестисот сорока гривень, постепенно подняли до семисот… Но это мизер, по сравнению с затратами на производство! Эта цена даже не окупает солярку, затраченную на уборку. Поэтому фермеры, собрав урожай, не стали его продавать, пока зерно не поднялось в цене до прошлогоднего уровня. А вице-премьер Тигипко официально заявил, что селяне завышают цену. Думаете, почему порты были закрыты и вывоз нашего зерна тормозился всеми силами? Пытались сбить цену на отечественное зерно.
И знаете, что обидно? Наживается-то на нас не государство, а посредники, трейдеры. Вот за кого переживал господин Тигипко. Даже если они возьмут у нас зерно по тысяче двести гривень, продадут не меньше чем по тысяче евро. Представляете, какой навар на труде бесправного фермера? Был бы госзаказ, пусть бы государство десять раз на нас наварило, но деньги пошли бы в бюджет, а не в карман дельцов. У нас бедные платят за богатых.
— И все-таки во что обходится уборочная страда фермеру?
— Уборка моих тридцати гектаров арендованным комбайном стоит семь с половиной тысяч гривень (из расчета двести пятьдесят гривень за гектар). Полторы тысячи — налог за работу комбайна. Солярка обходится до трех тысяч. Итого одиннадцать-двенадцать тысяч гривень я должен выложить вне зависимости от того, каков урожай и какую цену придумают на этот раз за тонну зерна. Государственного страхования фермерского труда у нас нет. Все приходится делать на свой страх и риск.
Знаете, иногда голова идет кругом от того, что творится вокруг. Везде, в любом нормальном обществе стараются главное внимание уделить больному, тяжелому аспекту его развития. У нас же здоровое делают больным, а потом забивают ногами. Почему бы было не мобилизовать все, чтобы помочь аграриям убрать урождай в этот тяжелый год? Взять кредиты у богатых, у банков, придумать систему рассрочек, помощь техникой… Нет, все бросили на селян — выживайте, как знаете. Еще обвиняют, что не хотим продавать потом и кровью добытое зерно по бросовым ценам. Да у нас любой бывший народный депутат, которого не избрали, еще какое-то время по-лучает огромную депутатскую зарплату!
Это как? На это у государства добрая воля и деньги есть?
Почему у нас сегодня аграрий — это самый нищий и неуважаемый труженик? Без нас ведь все кончится. Кушать надо каждый день всем, всей стране. Мы же идем на затраты, когда покупаем на базаре продукты на семью? Почему государство не хочет идти на затраты, чтобы нормально кормить свой народ? Почему правители этого не понимают?
Недавно видел по телевизору выступление министра аграрной политики Николая Присяжнюка, который успокоил народ, что зимой Украина-де будет с молоком, несмотря на то, что в стране практически не осталось молочного поголовья. Министерство, по его словам, уже договорилось с Белоруссией, что закупит молоко там. А я сижу и думаю: может, мы лучше министра сельского хозяйства в Белоруссии возьмем? Или президента там купим?
Мы стоим на краю подсолнечного поля, и смеяться шутке Александра Васильевича мне не хочется. Подсолнечные головки, тяжелые, полные крупных черных семечек, клонятся к земле. Я вспоминаю, что производство подсолнечного масла на сегодняшний день — единственная рентабельная сельскохозяйственная отрасль в Украине. Мы снабжаем полмира этим качественным и постоянно востребованным продуктом. Но состояние поля ужасное. Кроме разбушевавшейся амброзии, огромным, колоссальным языком выделяется сектор поваленных, уничтоженных растений.
— Это что?
— Следы урагана. Подсолнухи полегли по направлению ветра. Это поле фермер уже убирать не хочет. Нет смысла. Потери больше, чем урожай. И потом, сбыть семечку — проблема. Я вот в прошлом году вырастил большой урожай подсолнечника, повез на Одесский масложиркомбинат. Там посмотрели — хорошая крупная жирная семечка. «Какую фирму представляете?» — спрашивают. «Никакую, я фермер». «Нет, так не пойдет, — говорят, — мы закупаем сырье только через посреднические фирмы». И здесь то же самое. Кто кого дурит? Так мы и производство подсолнечника постепенно в фермерских хозяйствах похороним. А дальше-то что?
Один с сошкой — семеро с ложкой
На сельской улице мы встречаем односельчан Красножона — Виталия и его жену Валентину. Виталий тоже работает в Одессе, но является земледержателем, как сам себя мне рекомендует. Стройный, в туго обтягивающих джинсах и интеллигентных очках (жаль, фотографироваться ни за что не захотел) он мало похож на сельского жителя. Но в разговоре выясняется, что Виталий по специальности зоотехник, работал в колхозе ветфельдшером, подрабатывал на колхозной мельнице. Одним словом, знает сельский труд не понаслышке.
Чуть позже к нам присоединяется Иван Алексеевич Серкиз — еще один фермер из Буценовки. Родом Иван Алексеевич с Западной Украины. В середине шестидесятых приехал в Буценовку поработать строителем, да и остался, женившись на местной девушке. Эх, хороши, видно, были в Буценовке девчата, коль такие парни оставались здесь навсегда. Заметьте, не увозили местных красавиц, а приживались в Буценовке, благо для молодых семей перспективы сорок лет назад были в селе весьма заманчивыми.
Сегодня Иван Алексеевич как фермер обрабатывает около ста тридцати гектаров земли, имеет в хозяйстве три трактора и комбайн. Работает напару с сыном — дипломированным агрономом.
Мне даже не пришлось задать им ни одного вопроса. Мои новые знакомые заговорили о проблемах села сразу, взволнованно и аргументированно. Было видно, что говорят они о наболевшем, неоднократно обсуждаемом в своем кругу. И появление журналистки в их Богом забытой Буценовке показалось им как некое внимание извне, из той жизни, которая проносится мимо, не удосуживаясь остановиться и присмотреться к самому что ни на есть исконному на свете — земле и ее труженикам.
Я дала выговориться им безо всякого регламента. И хоть в статью вошла сотая часть того, что довелось услышать от селян, вы поймете, как и чем сегодня живет украинский аграрий.
Иван Серкиз:
— У аграриев прибыли практически нет. В прошлом году глава Раздельнянской районной администрации озвучил сведения, что из всех крупных хозяйств района только два закончили уборочную зерновую кампанию с прибылью. Остальные — в минусе. А нам, фермерам, показывать минус нельзя. Хоть одна гривня прибыли должна быть. Иначе просто отчет не берут.
Виталий:
— И скот держать смысла нет. В течение десяти лет я занимался разведением свиней. Это всегда было выгодно. Теперь же приезжают перекупщики и сходу заявляют: «Беру живьем по восемь гривень кило». — «Ты что, сдурел? Мне их выкормить дороже стоит». — «Ну тогда пошел ты подальше со своими свиньями. На подходе судно с тремя сотнями тонн свинины из Бразилии. Там я и возьму по восемь гривень, перепродам и получу навар. Корми своих хавроний дальше». Вот и весь разговор. Прокорми, вырасти и задаром отдай черт знает кому.
Пара носков, завезенных из Китая, стоит десять гривень, а килограмм сала у нас выдуривают за пять-восемь гривень. Это нормально? Наших людей кормят бросовым бразильским мясом, закупаемым по цене девятьсот гривень за тонну, а украинское высококачественное прекрасное мясо, выращенное на чистых кормах, без биологических добавок и всяческих ГМО, идет на экспорт по три тысячи долларов и пользуется там огромным спросом. Но кто на этом зарабатывает: селяне, фермеры, государство? Нет, охраняемые законом перекупщики-трейдеры.
Валентина, жена Виталия:
— Молоко берут по четыре-пять гривень за литр. Столько же стоит бутылка воды в магазине. Но попробуйте покормить буренку, обслужить, подоить за эти деньги… Придумали еще это дурацкое биркование. Кто-то там наверху решил, что за все, что есть в семьях украинских селян, надо платить. Цепляют корове бирку на ухо — и давай за нее налог. Людям нечем платить — коровы идут под нож. В Буценовке еще в прошлом году во дворах было сто сорок пять коров вместе с телятами. Сейчас осталось только тридцать восемь. Свиньям тоже собираются прицепить бирки.
Александр Красножон:
— Все время дергают: плати за пчел, за корову, за аренду техники… Налоговая, ветеринарная, санитарная службы. Куча чиновников доит мое хозяйство. Все делается для того, чтобы отбить у людей охоту заниматься сель-ским трудом. Задавили налогами, пугают карами и штрафами. Мы же не алкоголики, не наркоманы, любим сельский труд и умеем работать на земле. Почему к нам так неуважительно относятся? И какой смысл в нашей работе, если она не приносит ни материального, ни морального удовлетворения?
Виталий:
— Я в курсе, как организован труд фермеров в других странах, постоянно изучаю специальные журналы, заглядываю в Интернет. В Польше, например, если ты решаешь заняться фермерством, государство сразу безвозмездно выделяет пятьдесят тысяч евро на развитие. Главное, чтобы была земля. Все расходы строго контролируются, отчетность проверяется. И если ты оправдываешь затраты госсредств, то можешь уже взять триста тысяч кредита под один-два процента годовых. Это выгодно, есть стимул развивать свое фермерское хозяйство дальше.
Почему сегодня Польша заваливает Украину салом? Оказывается, за каждый килограмм сала, проданного в нашу страну, традиционно некогда считавшуюся основным производителем этого продукта на мировом рынке, польское государство компенсирует фермерам два евро за килограмм. Лишь бы отрасль развивалась, лишь бы открыть рынки сбыта для своих крестьян. Сначала в Украину везли свиные туши, сейчас — живых свиней. И зеленый свет открыт полякам, а не отечественному производителю.
Иван Серкиз:
— Знаменитый комбайновый завод в Херсоне приватизировали, и херсонский комбайн для украинского селянина стал стоить миллион двести тысяч гривень. А в Белоруссии этот же комбайн почему-то продают по шестьсот сорок тысяч гривень. Это не понаслышке — мы специально интересуемся такими вопросами. Но по любой логике комбайн местного производства в своей стране должен быть во много раз дешевле! Такое ощущение, что село валят сознательно.
Виталий:
— Пока не ликвидируют эту долбаную неприкосновенность «слуг народа», судей, толку не будет…
Атмосфера нашего стихийного митинга все больше накаляется, и я искренне радуюсь, когда к нам подходит еще один фермер Сергей, который собирает с селян по сто гривень.
— На что это? — интересуюсь у него.
— На ремонт дороги. У нас в низине четыреста метров пути во время летних дождей размыло. Школьный автобус буксует. Вот всем миром и собираем ради детей.
— Из принципа не дам, — неожиданно заявляет Иван Алексеевич Серкиз. — Это дорога областного значения. Ремонтировать ее должны не нищие сельские жители, а райавтодор!
Начинается разборка не на жизнь, а на смерть, из которой выясняется, что и у районных ремонтников никаких денег нет. Они готовы подсобить только техникой.
Село — не люди?
Председатель Буценовского сельсовета Петр Федорович Хилобок на рабочем месте отсутствовал. В этот день поломался старенький школьный автобус. Председатель привез в школу детей из окрестных сел на своем автомобиле, а потом помчался в Раздельную за нужной для ремонта запчастью.
Родом Петр Федорович из Полтавской области. В свое время был приглашен главным инженером в колхоз «Шляхом Ленина», был заместителем директора КСП «Колос», а председательствует в сельсовете уже пятый год.
— Трудно? — интересуюсь я, когда мы наконец встречаемся.
— Не спрашивайте, — отвечает председатель. — Состояние села вы уже видели, видели, что осталось от колхоза. Сейчас главное — выжить, а средств катастрофически не хватает. У меня программа-минимум и программа-максимум — обеспечить Буценовке нормальную питьевую воду, газификацию и электроснабжение.
Надо бурить собственную артезиан-
скую скважину, потому что вода из колодцев в селе категорически не пригодна для питья, в ней слишком много сероводорода, даже дышать ею нельзя.
Энергосистема тоже в аварийном состоянии. Раньше она была в ведении колхоза, мы сами обслуживали трансформаторы, сети, которые были на балансе колхоза. Потом все бесплатно передали РЭС, и никто оттуда ни разу не приехал проверить, как здесь все функционирует, не требуется ли профилактика или ремонт. А они требуются, потому что при малейшем дуновении ветра, при любом скачке напряжения свет у селян выбивает. Думаете, почему столько сел в непогоду остаются обесточенными? Не потому, что стихия такая страшная, а потому, что вся электрика прогнила и практически не обслуживается. Вот на что бы обратить внимание господина Костусева с его Антимонопольным комитетом. Нас же буквально в средние века загоняют отсутствием нормального электроснабжения.
— Петр Федорович, а какие-то собственные доходы у вашего сельского совета есть?
— Мы живем за счет налогов с жителей. Но здесь тоже своеобразный расклад. В прошлом году, например, собрали сорок семь тысяч подоходного налога с граждан. По закону на развитие села с этой суммы остается двадцать пять процентов — двенадцать тысяч гривень. Много можно «развить» на эти деньги?
— М-да, даже нечего сказать. А что районная, областная администрации?
— Говорят, что нет денег. Вот и крутимся, как можем. Собираем крохи с жителей. Очень помогает предприниматель Виталий Леонидович Подкопалов. Он профинансировал ремонт в административном здании, помог с косметическим ремонтом школы в этом году, выделяет деньги на другие школьные нужды.
— А почему у вас детский садик в таком разрушенном состоянии? Нет детей до-школьного возраста?
— Садик — это тоже моя головная боль. Мы его еще в лучшие времена полностью подготовили под капитальный ремонт, но грянула перестройка, и все заморозилось. Сейчас по нынешним ценам на восстановление детского сада нужно два с половиной миллиона гривень. Обладминистрация проникнуться нуждами наших детей не спешит, а району и селу обеспечить такое финансирование не под силу.
— Я уже наслышана от жителей, что и в школе нужен дорогостоящий ремонт спортивного зала, который область финансировать не собирается.
— А вы пойдите и посмотрите сами.
Чистенькая, сияющая обновленной краской буценовская школа приведена в порядок, как я уже знаю, за средства родителей учеников и местного мецената Подкопалова. Молодая симпатичная директриса географ по образованию Светлана Владимировна Кошова с гордостью рассказывает о коллективе школы, талантливых детях, показывает со вкусом обустроенную столовую. Правда, из-за того, что в селе нет питьевой воды, обеды в школу ежедневно привозят из Раздельной. Из школьного колодца воду берут только на технические нужды. Детский туалет во дворе. Допотопная котельная, работающая на угле, тоже пристроилась в углу двора.
— Эх, — мечтательно произносит Светлана Владимировна, — нам бы хоть туалет внутри здания, дети бы меньше простужались. Правда, заврайоно обещал оплатить новые пластиковые окна — тоже была бы красота…
Я прошу показать аварийный спортзал. Оказывается, все дело в отошедшем от стены огромном куске бетона, который в любой момент может обрушиться на головы детей.
— Ремонт будем опять делать за средства родителей, — говорит Светлана Владимировна. — Пока я запретила проводить занятия в спортзале. Дети занимаются на улице. Все наши проблемы — отсутствие средств. Из областного бюджета районные школы давно не финансируются.
И еще знаете что? Обратите внимание в своей публикации на вопиющую проблему, касающуюся не только Буценовки, но и всех сел, расположенных возле железной дороги. Раньше электрички останавливались на наших станциях каждый час, ходил даже дизель-поезд. Теперь электричка делает остановку только два раза в сутки — утром и вечером. Все остальное время — мертвый сезон. Учителя кое-как добираются в школу из Раздельной, а уехать невозможно. Электрички проносятся мимо, маршруток и автобусов до райцентра нет. Представляете, после занятий педагоги часами стоят на трассе и голосуют, чтоб добраться домой до темноты. По этой же причине ни один руководитель кружков художественного творчества работать в Буценовке не соглашается. А ведь в селе есть и ветераны, и инвалиды, и больные люди, которым нужна медицинская помощь. Фельдшерский пункт в Буценовке ликвидировали. Единственная медсестра живет в соседнем селе, до которого тоже не доберешься. Все стараются попасть в Раздельную. А как? Мы об этом писали и в областную администрацию, и в Киев. Ни ответа, ни привета не получили…
Честно говоря, материала, собранного в Буценовке, у меня хватило бы еще на две подобные статьи. Никакого места в газете не хватит. Но еще об одной буценовской встрече я хочу рассказать читателям «Юга» обязательно.
В один из приездов я забрела на околицу Буценовки, где стоит каменный солдат на пьедестале — памятник погибшим односельчанам и освободителям села. Начала читать фамилии на мемориальных плитах: Алексеенко, Вологжанин, Задорожнюк, четверо Макаровых, двое Буковских, трое Белинских, трое Олиниченко… Рядом братская могила — двадцать два неизвестных воина. И слезы сами собой хлынули из моих глаз.
Неужели все эти ребята полегли на той войне, чтобы мы сейчас так ужасно жили, чтобы их родные и односельчане мучились в нищете и произволе власти, которая не считает сельского труженика человеком?
— Жіночко, чого ви так плачете? — раздался старческий голос за спиной.
Обернувшись, я увидела старенькую-старенькую бабулю с козами.
— Плачу, бабусенько, бо живемо ми дуже погано…
В старых выцветших глазах мелькнуло понимание, и бабуся произнесла фразу, которая завершит эту статью:
— При окупантах було краще, бо вони ніколи не знищували тих, хто працює…

Елена МАРЦЕНЮК.