Бывший фронтовик из Одессы делает стойку на голове (ФОТО)

…Он ушел на фронт совсем мальчишкой. Был ранен, отмечен боевыми и трудовыми наградами, вырастил детей, богат на внуков и правнуков. Посадил не одно дерево и построил много домов. И еще… увлекается йогой. Причем к древнеиндийской культуре Владимир Холмов пристрастился не так давно.
Почерпнул знания из литературы о различных духовных и физических практиках, добавил немножко своего и получил собственный комплекс упражнений. Из тяжело передвигающегося человека он превратился в энергичного мужчину. Охотно принимает приглашения от школ, куда его зовут, как правило, по случаю очередного празднования Дня Победы, и общается с журналистами. Обрадовался и нам.

— Заходите, пожалуйста! — дверь открыл седовласый, маленького роста, худощавый мужчина. Его улыбка ослепила, голубые глаза сияли. — Да, я маленький, зато удаленький, — заразительно смеется хозяин. — Вешу всего пятьдесят шесть килограммов, когда в армии служил, мой рост был метр пятьдесят шесть сантиметров, а потом я вниз стоптался!..

Владимир Холмов родился в Архангельской области 15 июня 1926 года в многодетной семье. Ростом и плечами паренек, что называется, не удался. Но «мальчик-с-пальчик» отличался жизнерадостностью, открытостью и необычайной выносливостью. Еще в двенадцатилетнем возрасте он стал счастливым обладателем ружья и собаки, с которыми отправлялся в тайгу за добычей. Тогда Вовка даже представить не мог, что совсем скоро охотничье мастерство поможет выжить не только ему, но и всей его семье. Он успел окончить всего семь классов, как началась Великая Отечественная война...

— Отец ушел на фронт, на маминых руках — восемь детей: пять девчонок и трое мальчишек, — вспоминает Владимир Иванович. — Нужно было помогать. Ходил на охоту — добывал пищу. В четырнадцать лет пошел работать на предприятие «Леспромхоз», в шестнадцать — поставили на военный учет. Все проходило одновременно — работа на лесозаготовках и обучение боевому ремеслу. Нами, ста восемью сопляками, руководил один лейтенант, который выбрал меня в свои помощники и передал в подчинение группу ребят. Так что в шестнадцать лет я руководил собственным отрядом (смеется). Мы занимались выборкой леса — для нужд авиапромышленности требовалось очень много дерева...

Рано повзрослевшие дети валили сорокапятиметровые сосны, маркировали, резали, грузили и сплавляли по реке — к городу Северодвинску, расположенному в тридцати пяти километрах к северо-западу от Архангельска. Подростки, научившиеся управляться с пилами и топорами, зимой передвигались на лыжах. Володю, которому, помимо прочего, приходилось сдавать ежедневные отчеты, спасали все те же выносливость и жизнелюбие. Он и сейчас, предаваясь воспоминаниям о тяжелом военном времени, грустит и шутит одновременно:

— Моя группа перегоняла лес по Северной Двине в устье. Выполняли задачу и сразу обратно. В свободное от работы время проходили тактические учения, осваивали оружие. В армию призвали в декабре 1943-го, когда мне было семнадцать с половиной лет. Отправили в Северодвинск. Пока решалась судьба нашего запасного полка, работали на выгрузке зарубежных кораблей, самолетов. Тяжело, но очень интересно… Уцелевшее отправляли «по этапу», оборудование, пришедшее в негодность, топили в болоте.

Речь о ленд-лизе (от англ. lend — давать взаймы и lease — сдавать в аренду, внаем) — государственной программе, по которой США передавали своим союзникам во Второй мировой войне боеприпасы, технику, продовольствие и стратегическое сырье, включая нефтепродукты. Для передачи эти сокровищ использовалось три маршрута — тихоокеанский, транс-иранский и арктический — самый быстрый и самый опасный. Так, в июле-декабре 1941 года сорок процентов всех поставок шло именно этим маршрутом, и около пятнадцати процентов отправленных грузов стараниями фашистов оказались на дне океана. Груз с северными конвоями шел также через Архангельск и Молотовск (ныне Северодвинск), откуда по спешно достроенной ветке железной дороги — на фронт. Моста через Северную Двину не существовало, и для переброски техники зимой намораживали метровый слой льда из речной воды, так как его естественная толщина не позволяла выдержать рельсы с вагонами. Далее груз направлялся по железной дороге на юг, в центральную, тыловую часть СССР.

Не успев разобраться в тонкостях зарубежной техники, Володя Холмов оказался в эшелоне — «запасников» срочно отправили под Смоленск. Пока добирались, трижды подверглись вражеской бомбежке…

— Наш полк был солидным образованием, — вспоминает собеседник. — Десять тысяч человек — артиллеристы, связисты, саперы, разнокалиберные орудия, включая гаубицы, а для обслуживания техники — двести пятьдесят лошадей. Именно в артиллерию я и попал, был самым молодым наводчиком в полку.

Прибыли мы под Смоленск, в Сафоновский район. В первые годы войны там действовали мощные партизанские отряды, которые позднее были разгромлены фашистами. Зимой немцы бросили туда танковую дивизию — все села сожгли, уцелевшие местные жители скрывались в землянках, вырытых на островках, в болотах. Проходя обучение, одновременно помогали людям восстанавливать хоть какое-то жилье. Потом — маршем на фронт. Это было летом 1944-го…

АРТИЛЛЕРИСТ-НАВОДЧИК

Холмов попал на передовую. Служил, по его словам, в истребительно-противотанковой артиллерийской бригаде, входившей в состав 65-й армии, которой командовал дважды Герой Советского Союза генерал Павел Батов.

Владимир Иванович вспоминает о боях за польские города Данциг (сейчас — Гданьск) и Гдыня, где дислоцировались мощные военно-морские силы фашистов. Базировавшийся здесь немецкий флот активно поддерживал сухопутные части, осуществляя перевозки, переброску частей, и оказывал войскам огневую поддержку орудиями крупного и среднего калибра. Немецкой группировкой в Восточной Померании (Польше) руководил лично рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. При штурме Данцига врага приходилось с боями выбивать из каждого дома, с каждого перекрестка, улицы. Два дня шли упорные бои в районе бумажной фабрики и химического завода на севере города — бойцы стрелковой дивизии штурмовали эти сильно укрепленные пункты при поддержке тяжелых орудий, поставленных на прямую наводку...

— Мы прикрывали наступление пехоты, у нас были большие потери, — рассказывает Владимир Холмов. — В моем расчете осталось три человека, остальные, включая командира орудия, погибли. Взял командование расчетом на себя. Держались из послед-них сил, передвигаться были не в состоянии — пушку весом в полторы тонны попросту не могли сдвинуть с места. Осталось только четыре ящика снарядов, а нам нужно своих ребят поддержать!.. Тут прибегает пехотинец: «Братец, помоги! На площади полно «фаустников» засело, они уже семь наших танков подбили — сгорели, как спичечные коробки. Экипажи погибли!». Я чуть не плачу: «Да мы с дорогой душой, но нет физических сил, чтобы тащить орудие — нам помощь требуется!..». Вскоре пехотинец вернулся с десятком бойцов. Вместе потащили орудие и снаряды. Оказалось, фашисты засели в четырехэтажном здании — оттуда вели прицельный огонь. Решил ударить по межэтажным перекрытиям. Расчет мой оказался верным — все завалилось вместе с кучей фрицев. Наша пехота пошла в атаку, а я… оказался в госпитале.

Уже позднее узнал, что получил контузию. Две санитарки восемнадцать часов меня приводили в чувство — делали массаж всего «остывающего» тела, инъекции. Когда пришел в себя, перед глазами сплошной туман. Однако спустя несколько дней уже мог самостоятельно подниматься. На пятые сутки госпиталь перебазировали на Одер. Я рвался к орудию, в бой. Форсирование этого водоема без меня не обошлось (улыбается).

Одер — последний крупный водный рубеж на пути к Берлину. Гитлеровская пропаганда называла его «рекой германской судьбы». Немецко-фашистское командование принимало все меры к тому, чтобы остановить наше наступление. Широкий и глубокий Одер был серьезной преградой для танков. Западный берег реки значительно выше восточного и круто обрывается. Противник подготовил мощный оборонительный рубеж с системой траншей, дотов и дзотов.

Навсегда запомнил ту «мясорубку», воду, красную от крови… Нас тянул буксир — два орудия, снаряды и двенадцать человек — расчет. Каждый из нас с вещмешком, автоматом, противогазом, боеприпасами — около тридцати пяти килограммов груза на каждом. Рулевой катера кричит: «Одну минуту стою — больше не могу, меня берут в «вилку». Это когда снарядами обстреливают, а потом огнем «накрывают». Мы-то, артиллеристы, хорошо понимали, о чем речь. Да и сами видели, что происходит. Быстро втащили орудие, сами вскочили — успели! А вот второй катер шел позади. Снаряд разорвался возле понтона — плавсредство с орудием затонуло. Ребята погибли в холодной воде...

Начался штурм. Десятки тысяч погибших с обеих сторон, масса пленных немцев. Вот здесь-то вскрылись новые ужасы войны. Так, курсанты немецкого танкового училища, в новенькой форме, шлемах — мои ровесники — бежали прямо на мое орудие с поднятыми руками. Сдаваться. Не исключено, что они не успели сделать ни одного выстрела. Командир нашего взвода разозлился: «На черта они здесь нужны — только мешают!». Велел мне построить их в плотную шеренгу, во главе с их инструктором — лет сорока пяти мужчина был.

— Я стоял метрах в трех от них, в руках автомат, чтобы под конвоем отвести их и сдать пехоте. В это время какая-то наша рота выдвигалась на передовую. Вдруг оттуда выскочил пацан, передернул автомат и… метров с десяти принялся палить по пленным немцам. Один из них смекнул — пригнулся и удрал. Инструктор же спрятался за моей спиной, присел. И от меня ни на шаг — стал мне руки целовать. Я его — по рукам, мол, отстань. Мне надо к орудию, а он ходит за мной, как привязанный... Тут наш командир вернулся. Увидел трупы курсантов и спрашивает меня, мол, кто это сделал? Я объяснил. А он махнул рукой: «Ну и хрен с ними».

Войну я окончил в Северной Померании. В ночь с седьмого на восьмое мая мы брали город Росток. Потом в лесок вышли и по рации «поймали» капитуляцию. Что там было! Все оружие — у кого какое было — полетело в воздух. Вместе со мной (смеется). Меня ребята тоже вверх бросали. Рев стоял, пылало зарево. Ракеты, пальба… И — омовение боевых наград в котелках.

ДВАЖДЫ ПРАДЕДУШКА

За свой неполный боевой год Владимир Иванович был дважды ранен, отмечен медалями «За отвагу» и «За взятие Варшавы», двумя орденами Отечественной войны. До возвращения на родину сержант Холмов успел побывать в Азии — военная часть, в которой он служил, некоторое время дислоцировалась в Монголии и Китае.

— После войны обучал молодежь премудростям переработки леса, — рассказал пенсионер. — Потом райком поручил мне руководящую должность в колхозе. Признаться, был возмущен: ведь я ничего в этом не смыслил, на просьбу о подготовительных курсах получил отказ. То есть мог запросто завалить ответственный участок. И так случилось, что в то время двоюродная сестра предложила переехать к ней в Одессу. С деньгами помогла мама — продала корову.

В Одессу прибыл сам в 1952 году. Можно сказать, нелегально, что для меня, коммуниста (в КПСС вступил еще на фронте), было очень большим риском.

Тогда уже был женат на своей землячке Лидочке — секретаре сельсовета. Пытался быстрее встать на ноги, чтобы вы-звать к себе молодую жену. Но с «подпорченными» документами это было весьма проблематично. Пришел в отдел кадров, на стройку, а там в начальниках морской подполковник. «Как же так, без документов?» — спрашивает. А потом рукой махнул: «Ладно, возьмем тебя на недельку. Посмотрим, что за гусь». Приняли на работу грузчиком. Через неделю начальник поинтересовался у шоферов, мол, как я справляюсь. Они похвалили: «Такого классного грузчика еще не было». Ведь я за пятнадцать минут самосвал песка накидывал!

В конце концов меня отыскали по партийной линии. Вызвали в Ильичевский райком. Второй секретарь накинулся: «Ну, беглец, рассказывай, откуда и как здесь появился». Изучили мою характеристику, выяснили, где и как воевал. К тому времени уже зарекомендовал себя на стройке с самой лучшей стороны. В общем, приняли решение оставить меня в Одессе, а в Архангельск отписали, что все в порядке.

В 1953 году ко мне приехала Лида. Я окончил вечернюю школу, затем строительный техникум. Из грузчиков успел переквалифицироваться в каменщики, стал мастером. Поступил в строительный институт, но у нас родился ребенок — на учебу в вузе не хватало ни времени, ни сил.

Владимир Иванович долгие годы работал в СМУ-1. Был в числе тех, кто закладывал первые камушки Одесского аэродрома — встречали первый самолет ТУ-104. Строил заводы «Январка», ЗОР, «Продмаш», «Кинап», «Центролит», школы, областную больницу… «Жилой массив на поселке Котовского — тоже наших рук дело», — смеется собеседник. За заслуги «на гражданке» фото нашего героя разместили на доске почета в центре Одессы и удостоили ордена Трудовой славы.

Вспоминая о своей некогда многочисленной родне, пенсионер немножко грустит. Его отец и двоюродный брат во время войны погибли под Сталинградом, младшие родные братья уже умерли. Отрада пожилых супругов — потомство, которым они невероятно горды. Их оба сына — Андрей и Сергей — служили на флоте. Есть два внука и внучка, двое правнуков: старшему Никите тринадцать лет, Вике скоро исполнится три годика.

— Честно скажу, если бы не увлекся йогой, неизвестно, встретились бы сегодня с вами, — глаза пенсионера буквально искрятся весельем. — Признаться, ранения, контузия здорово меня добивали. Уже плохо передвигался, а сейчас могу танцевать (смеется). Началось же все лет пятнадцать назад. Были на даче, когда в руки попалась книга, написанная моим ровесником — бывшим фронтовиком. Он, тяжелораненый, лежал в госпитале. Врачи на нем поставили крест, а бабушка увезла к себе и за три месяца поставила на ноги. Он вернулся на фронт, снова воевал. Потом попал в Китай, где обучился многим удивительным вещам... Знаете, ведь европейская медицина насчитывает тысячу двести — тысячу триста болезней, а тибетская — более десяти тысяч…

Собеседник достает с полки специализированную литературу и увлеченно листает. Затем предлагает продемонстрировать полученные навыки. Легко усаживается в позу «лотос» и объясняет, как проходит процесс медитации, как концентрируется на том или ином органе. По его словам, каждое утро начинает с полуторачасовых занятий. Делает зарядку — наклоны, приседания, повороты. Одним словом, разминку. Затем переходит к йоге. Рассказывает о важности правильного дыхания, получении энергии земли, воздуха и космоса. «Для здоровья необходимы солнце, свежий воздух, правильное питание, крепкий сон», — убежден Холмов. И… демонстрирует стойку на голове. Отмечу, это упражнение он делает с изумительной легкостью, что не по плечу многим молодым спортсменам.  Стоя на голове минут десять (!), миниатюрный прадедушка делает прогибы, потряхивает ногами и умудряется еще и процесс комментировать:

— Прогиб, вибрация… Что это дает? Я потряс ногами — пошла прокачка крови. Как в речке — все движется, никакого застоя!

Один из его кумиров американец Поль Брэгг — известный приверженец альтернативной медицины и здорового питания, пропагандист здорового образа жизни. Он погиб в декабре 1976 года. Широкую известность в СССР получил после появления на русском языке перевода его книги «Чудо голодания».

— Поль Брэгг уверял, что в восемьдесят лет из миллиона людей только один стоит на голове, — с гордостью говорит Владимир Иванович. — Он занимался спортом, увлекался морскими лыжами. Его убила шестиметровая волна... Когда делали вскрытие, биологический возраст Брэгга определили на уровне тридцати двух лет, а на самом деле ему было уже за восемьдесят.

Владимир Иванович нежно обнимает свою восьмидесятичетырехлетнюю жену:

— Мы вместе уже шестьдесят два года! Недавно бриллиантовую свадьбу справляли — в ресторане «Звездный» в Лузановке. Чтобы отпраздновать, дачу продали. Четыре часа пели, танцевали. Я под баян, подвыпивший, конечно (смеется), цыганочку с выходом проработал хорошо. Затем еще пару танцев. Работники ресторана говорили, что такого торжества у них еще не было…

Лариса КОЗОВАЯ.
http://yug.odessa.ua