Одесские СМИ: Расстрелы под стеной равнодушия

Недавно в Одессе и Овидиопольском районе побывала специальный корреспондент «Комсомольской правды в Украине» Маргарита Чимирис. Наша коллега была командирована в Одесскую область для сбора материала об истории пятилетней Ксенечки Плех.

Напомню, насильственно изъятая из ставшей родной приемной семьи, девочка оказалась ненужной обузой безответственной биологической матери и в течение полутора месяцев, пережив сильный стресс, была доведена ею до больницы.
«Юг» неоднократно рассказывал о Ксенечке, и в очередной раз пересказывать читателям перипетии ее злоключений сегодня не имеет смысла.
Сегодня я о другом. Маргарите Чимирис удалось встретиться с представителями Овидиопольской районной администрации, среди которых была и начальник службы по делам детей Мария Андреева. По словам нашей коллеги, Мария Ивановна очень эмоционально реагировала на появление корреспондента из Киева и сразу пошла в атаку, дескать, бессовестные журналисты гоняются за сенсациями,  очерняют ни в чем не повинных государственных служащих, вынужденных руководствоваться буквой закона, не разобравшись, навешивают ярлыки…
Стоп! Вот о «ярлыках» и поговорим. Весьма актуальная тема для социальных служб Овидиопольского района, если учесть, что, в соответствии со словарем Ожегова, «ярлык — это стандартная, очень краткая характеристика, оценка кого-то или чего-то, отражающая его истинную суть».
«Выгоните её…»
18 ноября я побывала в Овидиополь-ском районе вместе с  группой журналистов из ТРК «Украина» и «Репортер». Собирая материалы и свидетельства о Ксенечке Плех, мы общались с очень многими людьми, в том числе с медиками, которые в то время спасали девочку от тяжелой интоксикации в Овидиопольской городской клинической больнице.
Когда мы вошли в кабинет к главному педиатру Овидиопольского района Николаю Фомичу Осадчему, он разговаривал по телефону, поэтому жестом пригласил нас присесть. Волей-неволей пришлось выслушать, о чем говорил врач начальнику службы по делам детей Овидиопольской райадминистрации Марии Андреевой.
Николай Фомич просил, наконец, отреагировать на его многочисленные просьбы заняться судьбой многодетной матери, вот уже полгода с тремя детьми вынужденной жить в педиатрическом отделении больницы. Из-за отсутствия документов и жилья мама в буквальном смысле является персоной нон грата. Три ее девочки, официально зарегистрированные и являющиеся гражданками Украины, также невольно поражены сегодня в правах из-за отсутствия гражданского статуса у матери. Врач буквально умолял чиновницу, в обязанности которой входит реагирование на подобные экстраординарные ситуации, касающиеся детских судеб, принять хоть какие-то меры для помощи этой несчастной семье.
Ответ Марии Андреевой поразил нас до глубины души: «А что я могу сделать? Выгоните ее». На что врач ответил: «Я не могу выгнать на улицу мать с грудничком на руках и двумя девчонками, цепляющимися за ее юбку».
Прошло двадцать дней, и 8 декабря я опять оказалась в Овидиопольской больнице, в кабинете доктора Осадчего, чтобы взять для юристов медицинскую справку, касающуюся состояния Ксенечки Плех. И что бы вы думали? Врач опять разговаривал по телефону все по тому же поводу. Правда, в этот раз он взывал к сотруднице Овидиопольского районного центра социальных служб для семьи, детей и молодежи по имени Елена Васильевна, которая сетовала, что в отсутствие своей непосредственной начальницы Ирины Николаевны Сапсай, находящейся на больничном, вряд ли что-то получится сделать. Самое ужасное, что к тому времени в Овидиопольской городской больнице, кроме матери с тремя детьми, вот уже больше двух недель, с
24 ноября, находилась не имеющая документов роженица, идти которой с новорожденным сыном было тоже абсолютно некуда. 
— В течение нескольких месяцев я безуспешно звонил руководителям  службы по делам детей, центра социальных служб для семьи, детей и молодежи, сектора криминальной милиции по делам детей Овидиопольского района, но воз и ныне там, — рассказал доктор Осадчий. — Никто не хочет ничего делать. На днях обратился к ним в письменной форме, написал в облздрав, областную службу по делам детей, доложил главному педиатру области. Готов обратиться даже к президенту. Буду стучаться во все двери, раз меня не хотят услышать в родном районе.
— Николай Фомич, а как вообще эти мамы с детьми оказались в вашем педиатрическом отделении? Расскажите о них подробнее.
— Тридцатичетырехлетняя мать троих детей Ольга Ищенко была доставлена к нам со всеми своими ребятишками патронажной службой из Каролино-Бугаза полгода назад, когда они оказались без крыши над головой.  Родом она из Приднестровья. Паспорт и регистрация отсутствуют. Периодически пьянствует, в пьяном виде скандалит. Материально ее поддерживает отец детей. Все они здоровы, ухожены, хорошо развиты — здесь никаких претензий к Ищенко нет. Но постоянно содержать эту семью в больнице нет возможности — здесь не гостиница, не приют, не ночлежка. Я предложил определить старших девочек в санаторий, а младшенькую на шесть месяцев в Дом ребенка, но мать не соглашается и уходить не хочет. Без документов она в нашей стране никто.
— Все-таки не понимаю, почему их доставили к вам в больницу?
— А куда еще можно определить мать с малолетними детьми, если им негде жить и не хватает денег на аренду дорогостоящего жилья? У нас что, есть общежития для бездомных? Ни они, ни их дети никому не нужны. И ведь Ольга Ищенко не бомж в общепринятом смысле, она работала, нормально смотрела за своими детками, видно, что они любят свою мать и она ими дорожит. Ей бы помочь по-человечески, и, может, все еще наладилось бы. Но так как Ольга официально не является гражданкой Украины, никто ничего не хочет делать, все отмахиваются от многодетной матери, как будто у нее щенки, а не нормальные, здоровые, красивые дети.
— А вторая мама?
— Елене Русовой тридцать лет. В ее жизни было две отсидки. Поступила в родильное отделение из Надлиманского, родила хорошего ребеночка, мальчика. Мне она кажется разумной женщиной. Очень любит сына, готова браться за любую работу, а жить негде. Эту маму по-настоящему жалко. Я забрал ее в педиатрию из родильного отделения, но перспектив никаких нет. Может, вы ей как-то поможете? У меня ничего не получается — ни одна государственная социальная служба не хочет хотя бы по-человечески изучить ситуацию.
— Можно мне поговорить с этими мамами?
— Легко.
От сумы да от тюрьмы
не зарекайся
Семье Ольги Ищенко в педиатрическом отделении выделена целая палата. Детская кроватка малышки, аккуратно заправленные больничные койки мамы и двух других девочек, куча игрушек и одежек на столе, гладильная доска, домашние махровые простыни с ярким Микки Маусом, в углу на специально привезенной в больницу электрической плите булькает обед. Домашний дух так и пронизывает все вокруг. Пятимесячная симпатяга Олечка, одетая в пестренькие новые ползунки, улыбается и протягивает ручки к маме. С прогулки возвращаются четырехлетняя Ирочка и пятилетняя Аня. Обе прилично одеты, доброжелательны,  улыбчивы. Да и мама, скажу я вам, не производит впечатления пьющей — у женщин пристрастие к питию сразу отражается на внешнем виде. Ольга же аккуратна, подтянута, одета в хорошего качества черный спортивный костюм, и на лице признаков возлияний я не нахожу. На контакт она идет охотно, рассказывает:
— Сама я из Рыбницы. Мне было девять лет, когда умерла мама, через несколько лет — отец. Остались квартира и частный дачный дом. Когда брат женился, отношения с невесткой не заладились. Пришлось уехать в Одессу. Так я потеряла прописку в Рыбнице. Работала на «Привозе», вышла замуж, мы долго не имели детей, и я очень страдала. В двадцать пять родила девочку, которая умерла от гематомы головного мозга. Муж вскоре ушел, и я осталась в своем горе одна.
Уехала на Каролино-Бугаз, где прожила двенадцать лет. Все меня там знают и относятся ко мне нормально. Сошлась с мужчиной, который стал отцом моих девочек. Наш брак не зарегистрирован, потому что у него есть семья, но я все равно считаю его своим мужем. Он мне помогает во всем и содержит детей, грех обижаться.
— Оля, а как вы остались без документов?
— Когда я уехала из Приднестровья, у меня еще был советский паспорт. Потом его украли. Я сразу обратилась в милицию, но мне сказали, что получать новый я должна по месту прописки и гражданства. Я поехала домой, но оказалось, что невестка с братом продали квартиру и дачу, и никаких прав на получение прописки и документов у меня нет. Я надеялась: раз мои дети являются гражданами Украины и в Украине у меня много родственников, мне тоже можно будет получить украин-ское гражданство. Но никто даже слушать меня не захотел. Я неоднократно обращалась в милицию, в районную администрацию, просила помочь, научить, какие справки собрать, куда написать заявление. Безуспешно. Так и жила без паспорта все эти годы.
— Знали ли о ваших проблемах чиновники из районной службы по делам детей и центра социальных служб района?
— Конечно, знали. Они-то и привезли меня в мае сюда, когда нам с детьми стало негде жить. Вот только зачем в больницу? Мои дети никогда не болели. Мне бы документы получить, я бы смогла официально устроиться на работу, зарабатывать, снова снять жилье и не числиться бомжихой. Я бы хотела стать гражданкой Украины, как и мои дети. Я не побираюсь, мои дети не раздеты, не голодают, у них есть все. А мне лично очень нужна юридическая помощь, чтобы получить паспорт. В Каролино-Бугазе есть свободное жилье, но без прописки председатель сельсовета не хочет выделить мне и детям комнату. Чем я провинилась, что меня загнали в глухой тупик? Почему никто не хочет войти в мое положение?
— Оля, не обижайтесь, но я слышала, что вы выпиваете. Может, корень зла именно в этом?
— Я скажу, как есть. Вы знаете, что такое нервная система, издерганная постоянной неустроенностью? Да, я могу выпить, когда тяжело, когда начинаю задумываться, как жить дальше. Иногда просто не выдерживаю от безысходности. Но я не алкоголичка, не думайте. И детей никогда не брошу и не отдам никому, что бы ни случилось.
Когда мне начинают говорить об этом, я злюсь, становлюсь неуправляемой, готова с кулаками идти на любого. Но это не от водки, а от отчаяния, поверьте. Из-за этого у меня даже был конфликт с Николаем Фомичем Осадчим, которому я очень благодарна за все и перед которым сразу извинилась за свое поведение. Идти с детьми мне некуда, и если бы не доктор Осадчий, мы бы просто погибли, оказавшись на улице…
История второй мамы, Елены Русовой, во многом похожа на злоключения Ольги Ищенко. Родом она из Беляевского района, где до сих пор живут два ее брата и тетя, ставшая опекуншей несовершеннолетней Лены после смерти родителей. Ни свидетельства о рождении, ни паспорта у нее никогда не было. В тюрьму попала за кражу, по наговору, как рассказывает Елена, но если честно, мне лично сегодня не важно, по какой статье она отбывала наказание. Гораздо больше говорят о Елене Русовой ее натруженные, не боящиеся никакой работы руки и ее отношение к крошечному сынишке, который сегодня стал ее якорем в жизни,  надеждой на будущее и смыслом бороться за это будущее.
— После тюрьмы я оказалась без документов, — говорит Лена. — Тетка дом продала, братья со мной не общаются. Обращалась к председателю сельсовета в Маяках, в милицию. Везде один ответ: «Ничего не можем сделать». Поехала в Надлиманское, где когда-то жила моя бабушка. Работала там по найму: делала ремонты, копала огороды, кое-как выживала. Прибилась к одному местному парню и, когда забеременела, решила оставить ребеночка, потому что никого в целом свете у меня сегодня нет. Посмотрите, какой хорошенький, здоровенький мальчишечка родился. Да меня Бог отметил этим ребенком. Я его никому не отдам.
— Леночка, но сейчас можно было бы определить вашего мальчика в Дом ребенка всего на полгода, пока вы решите свои проблемы.
— Нет! У меня его отберут, я знаю. Все мои проблемы — документы. Я все равно не могу их оформить самостоятельно. Пусть лучше ребенок будет со мной. Так я буду уверена, что с ним ничего не случится. Я кормлю его грудью, и ему хорошо со мной.
— Работники социальных служб района были у вас?
— Ни разу никого не было. Вы первая зашли и поинтересовались моим положением. Кроме доктора Осадчего, естественно. Он мне очень помог и как врач, и как добрый отзывчивый человек — принес кучу одежды, кормит за счет детского отделения, сочувствует. Когда к тебе относятся по-человечески, понимаешь, что не все так плохо в жизни. Я хочу жить ради своего Владика — и буду крутиться, как могу. Пожалуйста, помогите с документами!
Позвонив в Надлиманское председателю сельского совета Виктору Гвоздовскому, я узнала, что в селе к Лене относятся хорошо, что она действительно трудяга, не пьет, не курит, и никто ничего плохого в ее адрес сказать не может. Вот только по своему социальному статусу Елена Русова является сегодня бомжем, и уже это достаточно негативный факт для ее характеристики. По словам Виктора Александровича, помочь ей в Овидиопольском районе  сложно, потому что родом она из Беляевского и там должна брать нужные справки и оформлять паспорт.
Когда я вернулась в кабинет Николая Фомича, он сообщил, что Елена Васильевна из Овидиопольского районного центра социальных служб для семьи, детей и молодежи все-таки пообещала назавтра быть в больнице и вплотную заняться делами двух несчастных мам.
Каждому — по делам его
Прошло пять дней, и, связавшись с доктором Осадчим, я узнала, что никто из чиновников так и не удосужился побывать в больнице. Тогда я решила действовать самостоятельно и позвонила в Одесский областной центр по учету бездомных граждан его директору Станиславу  Чеканову.
Станислав Васильевич меня огорошил:
— Пару недель назад мы были в Овидиопольском районе, интересовались у руководителей социальных служб, не нужна ли помощь нашего центра, и получили ответ, что все в порядке. Никаких проблем с бездомными гражданами в районе нет. А вы мне рассказываете ужасные истории об этих мамах. Мы ведь даже хотели организовать выездную работу нашего центра в райадминистрации, но овидиопольцы отказались. Кстати, они с нашей помощью не так давно паспортизировали некую Савину, которая тоже числилась неблагополучной мамой. Ничего не понимаю! Почему они к нам не обратились?
Я продиктовала директору Одесского областного центра по учету бездомных граждан все известные мне контактные телефоны. Станислав Чеканов производит впечатление неравнодушного и ответственного человека. Будем надеяться, что с его оперативной помощью дело, наконец, сдвинется с мертвой точки.
А по поводу «ярлыков», которые журналисты якобы навешивают на замечательных работников службы по делам детей и других социальных служб Овидиополь-
ской районной администрации, скажу лишь одно: пусть каждому обязательно возда-стся по делам его.
Межу прочим, оказавшись в овидиопольской больнице, я познакомилась с Русланчиком Телепчуком из Новоградовки, которому исполнилось два года и девять месяцев. Непутевая семнадцатилетняя мать бросила ребенка в канаве, где он проплакал всю ночь и где поутру его нашли односельчане, спешившие на работу. Мальчика доставили в больницу «по скорой» с переохлаждением, но никто из службы по делам детей или из милиции не явился оформить протокол о происшествии и поинтересоваться его подробностями, несмотря на тщетные приглашения главного педиатра района. Зато я видела явно сексуально озабоченную юную мамашу Русланчика и его весьма бывалую бабушку, которые вечером приехали за своим ребенком. Известно ли что-то об этой явно неблагополучной семье службе по делам детей Овидиопольского района? Состоит ли она на специальном учете, коль мама произвела Русланчика на свет в четынадцать лет, еще будучи сама ребенком? Бывали ли в их доме с проверками? Каково живется Русланчику с такими мамой и бабушкой?
Или вот еще одна трагическая история семьи из Марьяновки, в которой недавно умер от острой респираторной инфекции с множественными локализациями полуторамесячный ребенок. Кроме несчастного малыша, у молодых нигде не работающих родителей есть еще трое детей. В доме развал, нищета, адский холод, дети влачат полуголодное существование… Интересно, бывала ли там Мария Ивановна Андреева? Неужели об этой асоциальной семье ничего в администрации неизвестно? Впрочем, по словам Николая Фомича Осадчего, неблагополучных детей в Овидиопольском районе так много, что «если бы мы посмотрели на их быт и существование, то получился бы такой репортаж, что волосы у читателей встали бы дыбом».
Извините, но миссия службы по делам детей — не только оформление их усыновления и опеки, но и решение множества больших и малых проблем, которые возникают постоянно и с каждым годом лишь усугубляются. Просто бывают добросове-стные и недобросовестные чиновники, отзывчивые и равнодушные люди. И дело не в «ярлыках», которые навешивают журналисты, столкнувшись с ужасающими нарушениями на местах, а в отношении состоящих на службе у государства деятелей к своим обязанностям.
В заключение хочу еще раз обратиться к известному афоризму Станислава Ежи Леца, часть которого я вынесла в заголовок своей статьи: «Ужасны расстрелы под стеной равнодушия». Да, ужасно, когда твоя жизнь порой впрямую зависит от равнодушных чиновников.

Елена МАРЦЕНЮК.
yug.odessa.ua